Окликнул матроса, который ожидал его с лодкой, и велел ему одному ехать на пароход, реветь в две сирены, реветь пострашней и подольше.
В темное полуночное время рев получился действительно страшен. Павел, Петр и Веньямин помчались к лодочному сараю: сомнений не было, что на реке несчастье и не иначе с Ландуровыми пароходами, у порога только они и были. Но как же удивились лоцманы, когда у сарая нашли самого Ландура. Сидел он на опрокинутой лодке и равнодушно курил папиросу.
— Чего струсили? Все в порядке. Вызываю вашу сестрицу.
— Сестрицу? — Павел обидчиво дернул плечом. — Ради такого добра переполох на всю реку. — Повернулся к братьям. Ну, дурни, пошли домой!
— Нет, погодите! — сказал Ландур.
— Зачем годить… глядеть, как Маришку лапать будешь?
— А вот увидишь зачем, — проворчал Ландур с потаенной угрозой, принял воинственный вид и до прихода Мариши просидел без единого слова.
Мариша остановилась в некотором отдалении, оказалось, что шла и тревожилась понапрасну, все живы и целы. Немножко отдышаться — и можно домой. Но ее заметили, и Павел крикнул:
— Чего остановилась? Иди скорей, тебя гудели.
— Меня? — Она вошла в круг, освещенный фонарями. — Меня? Кто же, кому же я?..
Она ждала, а Ландур медлил с ответом. Он почти позабыл, что вызывал Маришу не по любви, а по ненависти, чтобы показать свое могущество, осмеять, раздавить, уничтожить заносчивую девчонку. Такую красивую, гордую и ненавидеть было сладко.
— Кто гудел? — наконец потребовала Мариша.
— Влас Потапыч, — ответил Павел и хихикнул: — Соскучился.
— Влас Потапыч, что это вам взбрендило? — спросила Мариша.
— Попрощаться.
— Давно ли прощались?
— А вот еще захотелось.
— Сначала подумать надо было. Батюшка вон дрожит весь. Так насмерть напугать можно.
— Гудел я для своих надобностей, а что вам бежать сюда взбрендило, а батюшке пугаться насмерть… это ваше дело. — Ландур говорил медленно, глухо, глядел в сторону, опять ненавидел ее. — Покойной ночи! Мы поехали. Ну, Павел!..
— В такую темень через порог?
— Говорю, поехали. Чего зря глаза пучишь? Там пучить надо, — кивнул на порог в темь, поглядел на Маришу, насмешливо дернул губами: гляди и понимай, кто такой Влас Потапыч.
Веньямин сказал, что по ночам на порог из всех Ширяевых выходить смел только один Егор и то не в такие ночи.
— Удивительно тогда, почему не Егор на пороге, а кто-то… Надо вернуть и поставить Егора. Случись вот такое экстренное дело — и вести некому. Эй, старшой, Павел, становись, либо давай кого ни есть! Уйти я должен обязательно.
