— Что же ты, Игар Иваныч, не спросишь, кто я?
— Это к чему же спрашивать? Со временем скажется и так, без спросу.
— А если я душегуб, разбойник… плохо может сказаться.
— Небось генерала кокнул?
— Двух.
— Ишь ты какой — двух генералов… — Игарка проницательно глядел на Василия, старался понять, какая нужда заставила его поднимать этот разговор, странный и лживый. Генералов Игарке убивать не случалось, по этой части нет у него никакого опыта, но он все же не младенец, с людьми живет не первый день, не первый раз ведет разговор, похожий на этот, не в новость ему встречаться с такими, как Василий, с опальными, ссыльными, поднадзорными.
Каждый год идут эти люди по Енисею, одни в ссылку, другие домой по отбытии наказания, иные идут по собственной воле. Игарка немало перевидал этих людей: кого проводил сквозь порог по всем правилам, днем, с записью в книгу, кого без правил и без записи, ночью, а кое-кого — в обход, тайгой.
У лоцманов Ширяевых еще от Дорофея было принято в лоцманской помощи не отказывать никому — и самому страшному преступнику, о котором на порог дан приказ: задержать. Смолоду знали Ширяевы, тоже по прадедовскому завету, что не сторожа они и не судьи, а лоцманы, их дело — помогать людям на реке, помогать, не спрашивая, кто они, куда идут, с какими замыслами. И завет этот — первый, самый высокий закон для лоцмана, выше царского.
Много поработал Егор по завету. Старому лоцману отлучиться нельзя, он — как часовой на посту. Павел, Петр и Веньямин связаны, у них жены и дети, Егор — самый подходящий: ходить может сколько угодно, тосковать о нем некому, случится беда, не останется от него ни вдовы, ни сирот.
Идут, бывало, тайгой, идут долго, сутками, идет и разговор; дорога вертится как пьяная, в обход жилью, и разговор тоже будто по-пьяному, стороной от главного. А главное у каждого свое. Один боится, что Егор подкуплен и ведет не в тайное безопасное место, а прямо на заставу. Ему надо подсказать Егору мысль, что за него вряд ли он что-нибудь получит, — и человек несет на себя всякую обидную небылицу: он и глупый, и трусливый, и ничего не сделал, и сделать не способен, в ссылку попал по ошибке, бедствует не по убеждению и упорству, а случайно.
Другой тоже боится, но действует по-иному, не жалобит Егора, а пугает: я — закоренелый, я двенадцать человек зарезал, для меня это дело одной минуты. Понимать надо так: вздумаешь предать меня — я тебя кокну, я успею и при стражниках, на заставе.
