Она убегает, бежит, как не бегала со времени той фатальной игры в «вышибалы», бежит, и бормотание возобновляется: «Я никто, я никто, я никто…» Она бежит в обратную сторону, через огни круглой площади, через белые полосы, растянувшиеся до бесконечности, словно рельсы из бинтов. Чуть дальше, обессилев, она оборачивается: его больше нет. Нигде. Останавливается в слезах перед своим кафе. Сердце бешено колотится, ее тошнит.
Подходит официантка, морщит лоб, вытягивает стул из-за стола.
– Что случилось?
Я сажусь.
– С тобой точно все будет в порядке?
Я слабо соглашаюсь. Официантка бросает на меня озабоченный взгляд, потом идет взять заказ у парочки рядом: те пьют много пива, и их кружки уже пусты, так что они проявляют нетерпение. Мои сдвинутые под столом колени стучат друг о друга, так-так-так; я их скрещиваю. Наполняю легкие воздухом, выдыхаю, опять наполняю, выдыхаю.
Официантка возвращается, улыбается мне – сообщнически и по-матерински ласково.
– Любовные страдания? Я видела тебя с парнем, там…
Она протягивает мне стакан воды.
– Ни один тип не стоит того, чтобы так изводить себя… Уж я-то знаю, о чем говорю!
Я по привычке качаю ногой, пытаюсь постучать по стенкам стеклянной коробки, но натыкаюсь лишь на пустоту. Как такое возможно? Я вытягиваю обе ноги, сначала левую, потом правую, параллельно. Сидя в шатком равновесии на стуле кафе, стараюсь удерживать их горизонтально. Прохожие смотрят на меня как на чокнутую… но какая разница? Они смотрят на меня – вот что необычайно!
Я продолжаю концентрироваться на золоте своих босоножек, которые отодвигают горизонт до бесконечности.
Когда я возвращаюсь к себе домой, огромная глухая стена дома напротив отражает солнце, словно рефлектор; день заливает комнату и прорубает окна там, где их нет.
У меня дома.
Понадобится две жизни, чтобы вернуть мне мою собственную.
Я перед зеркалом, снимаю белое платье. Золотые босоножки. Лифчик. Трусики.
– Алло?
– Здравствуйте, это Сандра, компания «Экстратест». Мы организуем встречу насчет аэрозолей, завтра в…
– Нет.
– Простите?
– Нет.
Раздевшись донага, я смотрю, какой стала – восхитительная, совершенная реконструкция, кусочки так хорошо подогнаны друг к другу, что не видно ни малейшего зазора. Тогда я отматываю обратно то, от чего некогда убегала, выдумываю заново, совершаю скачок в будущее.
Я воображаю Тима, стоящего рядом со мной, и смотрю на его отражение, слишком большое для зеркала. Он выходит из кадра и наклоняется, чтобы видеть меня; его взгляд так напряжен, что я чувствую себя наконец готовой родиться. И тогда громко и четко отвечаю ему:
