Мичман Егоркин – на берегу – в гостях! | страница 39
От бессилия! Только вот вкусным – и это правда – зеленым чаем полощу себе пищевод. В желудке целый пруд. А что – нет?» – внутренне ругался сам с собой Егоркин, тихо закипая и потрескивая, как котел без ТПК.
Тем временем, Палыч, который страдал вовсю от разъяренного аппетита, стал замечать, что все вокруг посматривают на него. Причем, если и не осуждающе, так удивленно.
Александр украдкой оглянулся по сторонам, и опять бросил в рот пару горстей закусок. Касымов глянул на него явно неодобрительно, а Асия – ханым, поднесшая самолично пару фарфоровых чайников с узором в виде бараньих голов, с переплетенными рогами, даже как-то сочувственно. Женщины часто жалеют голодных мужчин!
Разговор шел плавно и неспешно, словно ишачок по пыльной дороге между полусонными кишлаками, растворялся во взаимных комплиментах.
– Мой муж служил в Африке! – гордо молвила Асия – ханым, преодолевая вековые запреты и влезая в мужской разговор на военные темы. Фархад-ака и Касымов, видимо, испугались за авторитет дома, но вовремя подумали – русским это как-то по-барабану, их женщины и не такое творят, даже при гостях! И те, представьте себе, ничего!
Так их понял их взгляды старший мичман Егоркин, и, наверное, был по-своему, прав!
– Ух ты! – по-мальчишески восхитился минер, – в Африке?
– Ну уж нет! – весело засмеялся хозяин. – В Африканде! Это где-то на железной дороге под Мурманском. Там тогда была авиабаза, два полка истребителей ПВО стояло. И вот, когда у полка были учения, и самолеты день и ночь взлетали и садились – вот то была Африка! Даже зимой все в поту бегали! – возвращаясь в воспоминаниях в свою далекую молодость, говорил дядя Фархад. Видимо, воспоминания были для него приятными.
Большой двор, по-узбекски украшенный гирляндами виноградных лоз, увешанных тяжелыми осенними гроздьями спелого уже винограда, наполнялся каким-то серебряным дымом. Весело трещал костер ветками арчи, вязанки которых лежали у высокого старого глинобитного дувала.
– А как мой племянник служит? – спросил он у Бориса Норикова. Пока тот обдумывал, что сказать, саратовский обормот Гавриков, уставший молчать, ляпнул: – Да хорошо он служит, уважаемый дядя Фархад! – Вот только всего один раз на губе и отсидел!
– А за что? – спокойно, с улыбкой поинтересовался хозяин.
– Да тетки-вохрушки на проходной завода пьяным его поймали! – охотно ответил Гавриков. Егоркин ему съездил по почкам незаметно, чувствительно, но, видимо, поздновато. Тот аж ойкнул. Но было поздно – дядя поставил свою пиалу на скатерть.