— Не надо на меня так смотреть, — отвечает П. А.
— Это дорого? — интересуется Ингмар.
— Дешевле, чем пол, — широко улыбаясь, говорит Свен.
— А что с полом?
— Не надо на меня так смотреть, — отвечает Свен.
П. А. разворачивает свое негнущееся тело к Ингмару:
— Понимаешь, я поговорил с Леннартом, и мы подумали, а ведь было бы здорово сделать настоящий каменный пол. Понятно, что это стоит бешеных денег, но представь, какая будет акустика.
Ингмар видит на экране себя самого в миниатюре: он встает, зажигает лампу на монтажном столе и выходит из комнаты. Возвращается за пиджаком и снова выходит.
Остановив пленку, он рассматривает высвеченный кадр с матовой поверхностью, проматывает немного назад и встает. Когда Ингмар гасит лампу на монтажном столе, жар металлического колпака окутывает руку, словно вода.
Уже в коридоре, запустив руку в карман в поисках ключей, он понимает, что забыл пиджак. Оборачивается, открывает дверь, проходит сквозь тень, такую же огромную, как он сам, и, снимая пиджак со спинки, немного отодвигает стул, а потом выходит из монтажной.
Кэби забралась в кресло с ногами и подложила под голову цветастую подушку, она читает копию сценария. Запах выдохшегося спирта поднимается от тонких листов.
Подперев подбородок ладонью, Ингмар стоит у окна и жует крекер.
— Пастор — это по-прежнему ты?
Она кладет на столик очки для чтения.
— Конечно, — говорит Ингмар. — В этом весь смысл.
Она словно бы заставляет себя посмотреть ему в глаза.
— А как же эта черствость, злость на ту, что…
— Просто пастор немного замкнутый человек, — перебивает Ингмар.
— Но ведь ты же не замкнутый, — возражает она, подавшись вперед, так что подушка проваливается ей за спину.
— Если бы я был пастором…
— Прости, но ничего смешного здесь нет, — вздыхает Кэби. — Жена умерла, в любовницах Ингрид Тулин.
— Какого черта! — Ингмар подходит ближе и вырывает сценарий у Кэби.
Он не смотрит, как она поднимается и делает несколько шагов. Не отвечает на ее взгляд.
Проводит рукой по грязным волосам.
Опустив голову, чешет затылок, оборачивается и кладет сценарий на стол рядом с креслом, где она только что сидела.
Он понимает, что им надо поговорить, подходит, дотрагивается до ее густых волос, зарывается в них лицом, осторожно прижимается к чуть влажному затылку.
— А ты не опоздаешь на читку?
— Опоздаю, — отвечает он, пока Кэби выскальзывает из-под его руки, одновременно подчеркивая и прерывая его ласки.
Она проходит мимо своего «Бехштейна» и тихонько садится у «Стейнвея», немного погодя исполняет фарфоровый звон в начале Тридцатой сонаты Бетховена.
