Рисунок на снегу | страница 18
— Паша, дашь мне завтра из автомата пострелять? — спросил Тихон.
— Не дам.
— Ну вот, а ещё брат… — Голос у Тихона обиженный.
— Потому и не дам, что брат.
— Я ж ещё ни разу не стрелял.
— Обойдёшься.
Тихон засопел, отвернулся и стал смотреть на молодые ёлки, росшие у дороги. Все ровненькие, словно подстриженные, они стояли тихо, торжественно, как часовые на почётном посту. Вчера была оттепель, а ночью снова прижал мороз. Капли воды, стекавшие с иголок, замёрзли и были похожи на слёзы, не успевшие упасть наземь.
— Павел, смотри, ёлки плачут! — воскликнул Тихон, уже позабывший обиду.
— Не говори глупостей!
Павел дёрнул за вожжи, и кобылёнка, шумно фыркая, побежала лёгкой рысью. Из-под копыт полетели комки снега и, чистые, белые, падали Тихону прямо на колени. Тихон ставил ладонь ребром и скидывал снег на дорогу. Казалось, он весь отдался этому занятию, и потому его вопрос был совсем неожиданным:
— Паша, а страшно тебе было, когда ты брал в немецком гарнизоне приёмник и пишущую машинку?
— Не брал, а конфисковал: забирал наше, советское. А почему ты вдруг вспомнил?
— Просто так. А там что, совсем немцев не было? — допытывался Тихон.
— Они спали в соседней комнате.
— А как ты забрался?
— Через окно. Стекло вынул.
Тихон замолчал. Казалось, он уже думал о чём-то другом, а заговорил вновь о том же:
— И тебе не было страшно?
Павел пожал плечами.
— Тогда не думал о страхе. У меня было задание: достать приёмник и машинку. Об этом я и думал. Потому что если думать, что тебя могут убить, непременно убьют. А вообще… погибнуть не страшно, страшно погибнуть ни за что. Или если свалит шальная пуля. И это не страшно, а обидно…
Тихон слушал Павла, и ему почему-то казалось, что Павел говорит не ему, а самому себе. Отвечает на какие-то свои мысли.
— А ты почему спрашиваешь? — повернулся Павел к младшему брату.
— Не знаю. Просто вспомнил.
Павел внимательно посмотрел на Тихона.
— Тебе ведь запретили идти в гарнизон.
— Эх, был бы у меня пистолет… — мечтательно проговорил Тихон.
— Дурачок. Пистолет — это ж не торба. Брось и не думай.
Тихон молчал. Он и сам понимал, что Павел говорит правду. Но ему очень хотелось иметь свой пистолет.
— Дай я хоть подержу твой автомат.
— Он заряжен.
— Ну и что?
Павел снял с шеи автомат и подал его Тихону. Тихон положил автомат на колени и пальцами стал осторожно водить по короткому чёрному стволу.
Тюрьма
Дуга зацепила за широкую лапу сосны, и снег, собравшийся на ней, обрушился вниз, рассыпался тысячами серебряных порошинок. Тихон стал белым, как Дед-Мороз, и Павел белым, весь в снегу. А кобылке не нравится быть заснеженной, и она хвостом старается сбросить с себя этот холодный наряд.