Глядя на своего друга, рассуждающего на тему неорабства, из памяти неожиданно выплыло… Вечереет, и от косых лучей заходящего солнца шалаш выглядит особенно уютно, по-домашнему. Юный Толян лежит на цветастом толстом покрывале и, как всегда, читает, жмуря слезящиеся глаза. А он пошел за водой к роднику с трофейной фляжкой. Были такие раньше, круглые помятые алюминиевые баклаги. Пришлось раза три бегать, пока котелок не наполнился до краев. По дороге вытащил из схрона щепотку чая, сахар и две кружечки.
Прихлебывая горячий напиток, друг с упоением рассказывал о древнем Риме. Перед глазами тогда возникали люди, которые жили до них. История представлялась как сказка с нарисованными героями. Даже Гитлер казался мультипликационным. Сидя на мягкой хвойной подстилке, он думал: как хорошо они с Толяном сейчас, здесь и настоящие. А пройдет время… Разве может так случиться, что они, два настоящих человека из плоти и кости тоже станут мультипликационными?
– А кто тут жил до нас? На ЭТОМ МЕСТЕ? – вдруг захотелось узнать, кто сидел тут, под этой самой сосной, а не где-то там за тридевять земель.
– Скифы…
– А какие они, скифы?
Почухав свою белобрысую голову, Толян пообещал на следующий раз подготовиться получше.
…– Да ты меня совсем не слушаешь… – донесся издалека охрипший голос вмиг повзрослевшего товарища.
– Слушаю… Ты говорил, что этим людям приклеивают ярлыки, обзывают эгоистами, а они просто не желают размножаться в неволе.
– Что-то ты какой-то смурной последнее время…Что-то дома?
– Да нет… Все в норме… Просто все, что нужно, я уже, кажется, познал…
И громко рассмеялся. Даже знакомый бармен оглянулся, но убедившись, что все в порядке, ободряюще улыбнулся… Занавеска цвета спелого абрикоса колыхалась от задувавшего ветра, и ему показалось, что это самая замечательная картина в мире. Был бы художником, обязательно нарисовал бы такой шедевр: просторная комната, развевающаяся от ветра занавеска цвета спелого абрикоса, а у окна пустая колыбель и красивая девушка с длинными черными волосами, кормящая сына грудью.
– Только знаешь, Толяныч, а я полжизни отдал бы за сына…- воображаемая занавеска колыхнулась, а девушка с картины откинула назад свои вьющиеся волосы. Малыш еще веселее зачмокал, а потом, оторвавшись от маминой груди, мирно засопел. – Что-то у меня не так пошло… Живу какой-то чужой жизнью. Сына хочу! И всегда хотел. А Таська все бубнила про плохое здоровье. Да у нее здоровье так и пашет!
