Не знаю… Что-то надо менять… А что? На карьеру забил. Хочу простую работу. Хочу как механизм отработать 8 часов и свободен… Устал от чего-то, и не пойму от чего. Вот у тебя два сына, и ты представить не можешь, какое это счастье. И оба на тебя похожи. А моя дочь – вся в мать. И характером, и обличьем…Всем.
Толяныч только присвистнул. И принялся усердно глотать уксусные пельмени, склонив над тарелкой давно немытую курчавую голову.
– Лучше бы они на мать были похожи… Но и тебе еще не поздно… – зыркнул поверх очков. – Найди себе молодую…
– Вот так возьми и найди!… Толяныч, ты в этих делах – поц. Ты только теории разводить умеешь. А ведь скоро полтинник!… Кстати, ответь мне, кто все-таки лучший Остап в кинематографе? А то я все забываю тебя спросить… И объясни почему.
– Юрский, конечно… Для меня – это Юрский. У его Остапа чувствуется какая-то внутренняя сила бывалого человека… Кстати, скульптурный портрет великого комбинатора в Питере наделен чертами именно Сергея Юрского.
В окне что-то вспыхнуло, как будто НЛО пролетело. Или метеорит… Проведя небесное светило глазами, он снова посмотрела на друга. Пресловутое женское воспитание, и результат – налицо.
… Тогда они сидели в схованке и делились своими нехитрыми хлопчачьими тайнами. На улице накрапывал дождь. Крупные капли упруго застучали по клеенке, накрывавшей убежище, но внутри было сухо и тепло. Тощий нескладный Толян сидел по-турецки на зеленом ветхом покрывале у входа и глупо улыбался.
– Сказать секрет? – вдруг выдохнул, и обычно бледное лицо его неожиданно вспыхнуло жаром.
– Говори…
– А никому не скажешь?
– Вот…
И он провел большим пальцем по горлу: «Век воли не видать!». Помявшись для вида, Толян торжественно выдал, что у него есть отец. На улице все знали, что мать его, тетя Вера (такая же тощая и нескладная) работала на заводе и с сына своего пылинки сдувала. Но никто на улице не видел ее с животом. Неожиданно куда-то уехав на полгода, тетя Вера вернулась домой с пищащим свертком. Сначала поговаривали, что пацан – из дома ребенка, но со временем эти слухи поутихли, потому что Толька оказался копией своей мамы, такой же белобрысый и тощий. Как-то Толян очередной раз пожаловался матери, что его дразнят безбатченком, а хулиганистый Пашка даже насмешливо утверждал, что его на мусорке нашли, и об этом все знают. Тогда тетя Вера полезла в светлого дерева, поеденный шашелью гардероб с зеркалом, и стоя на коленях, долго рылась в нижнем ящике, где хранилось всякое слежавшееся тряпье. Наконец она вытащила пожелтевшую черно-белую фотографию.
