Валя сидела на краешке стула, вспоминая, морщила переносицу, опускала глаза и поднимала их на подполковника стеснительно. Руки она держала на коленях. Михаил заметил, что изредка она исподтишка посматривала на него.
Потом в управление приходили знакомые Венковой по работе. Все они заявляли, что Соня девушка скромная, но скрытная. Ни с кем особенно не дружила, держалась замкнуто.
Все эти сведения нисколько не проливали света на мотивы преступления, и Михаил, отпросившись у подполковника, ушел. С собой он прихватил спичечную коробку, которая оказалась настолько загрязненной, что определить на ней оттиски чьих-либо пальцев было невозможно. Однако инициалы на спичечнице вызвали у Михаила довольно определенные подозрения, и подполковник поручил ему проверить свою версию.
К концу дня Михаил возвратился в отделение в приподнятом настроении. Товарищи встречали его радостно, дотошно расспрашивали о здоровье, шутили. Особенно обрадовались его выздоровлению женщины из паспортного стола.
Михаил разговаривал с коммунистами, собирал членские взносы, узнал, что за время его болезни не проведено ни одной беседы, ни одной политинформации. Познакомился с новым заместителем начальника отделения по оперативной части капитаном Акрамовым, заменившим долго болевшего и ушедшего на пенсию Власова. Капитан понравился Михаилу: несколько медлительный, но внимательный, осторожный в выражениях, прямой, с умным взглядом удивительно блестящих черных глаз. «Этого человека трудно выбить из равновесия, но если он попрет, то как чертолом», — шутливо определил характер нового заместителя один из оперативников.
У кабинета Михаила ожидал участковый Трусов. Щеки его алели по-прежнему. Вся фигура участкового, — подтянутая и ладная, — производила очень приятное впечатление. Увидев Михаила, Трусов пошел ему навстречу, как утром. Выло понятно, что ему очень хотелось поговорить с лейтенантом, и Михаил пригласил младшего сержанта к себе.
Исключительная честность и прямота Трусова были известны Михаилу, и он ценил эти качества молодого работника, но вот с девичьей стеснительностью, какой-то ребячьей непосредственностью, которую Трусов проявлял на каждом шагу, Михаил никак не мог согласиться. Работа участкового трудная: он и оперативник и воспитатель, и стесняться нельзя, когда речь идет о пресечении преступления или поимке спекулянта. В понятии Михаила почему-то стеснительность и непосредственность никак не вязались с обликом милицейского работника. У него даже зародилась тревога: как шли у Трусова дела во время его отсутствия?
