— Слушаюсь, — сказал Урманов.
И тут, к неудовольствию Михаила, вмешался майор Копытов:
— Товарищ подполковник, — попросил он, — мне бы очень хотелось, чтобы вы использовали моего работника- лейтенанта Вязова.
«Хоть бочком, но примазаться к славе», — сердито подумал Михаил, понимая, что Копытов, конечно, надеется на скорое раскрытие преступления, коли за него взялось городское управление и заинтересовались работники министерства.
— Вязова? — переспросил Урманов и метнул на Михаила взгляд с прищуром. — Не возражаю.
Так Михаил попал в бригаду. Собственно, поработать вместе с Урмановым было приятно, Михаила только покоробила навязчивость майора.
Начались необходимые в таких случаях процедуры: осмотр трупа, обследование местности, в котором принял участие и Михаил как член бригады. Каждая деталь или найденная вещь обсуждались всеми собравшимися. Еще до вскрытия могилы вокруг нее были обнаружены следы женских туфель очень большого размера, и со следа был сделан слепок. Некоторые предполагали, что хитрый мужчина специально надел женские туфли, надеясь пустить поиск по ложному следу. В кармане убитой женщины были найдены документы. Они ходили по рукам.
Михаил вместе с подвижным и, как видно, веселым парнем в тюбетейке осматривал ближайшие к могиле кусты алчи. В траве валялись бумажки, консервные банки, оставленные приходившими сюда родственниками усопших. На глаза Михаилу попалась спичечная коробка, он ее перевернул и осмотрел больше потому, что коробка была вставлена в металлическую обойму, какие продаются в магазинах. На чистой стороне обоймы Михаил разглядел нацарапанную ножом надпись: В К.» Михаил принес коробку Урманову и попросил передать на экспертизу.
Покончив с осмотром местности, фотографированием, протоколом, Урманов приказал отправить труп в морг, по вскрытие без него не делать. Затем, пригласив с собой полного, с брюшком, капитана, участкового Трусова и Вязова, он отправился опрашивать сторожа, который, как выяснилось еще раньше, первый заметил могилу.
В маленьком глинобитном домике они застали старика и старуху. Старик, — сухонький, подслеповатый, с безгубым ртом и редкой седой бородкой, — казался раз и навсегда чем-то удивленным. Сидя за столом, он ел молочную тюрю из алюминиевой чашки. Рядом с ним сидела щуплая, с багровыми щеками и тусклым взглядом старуха и пила молоко из стакана. Передний угол комнаты занимала большая, почерневшая от времени икона, на на висел белый рушник, вышитый на концах.
