Впереди, там, где старые рельсы как будто сливались воедино, бурлила почва. Толкались камни. Что-то рвалось наружу из-под земли. Из глубин несся приглушенный вой.
Среди непривычного пейзажа с торчащими повсюду обломками античного пластика внезапно вырос конус черной земли. Первыми из него появились когти. Они принадлежали огромному черному зверю.
Он сам взмыл над своей норой, выбросив вверх облако почвы, словно дым из кратера. Настоящий монстр. Воспарив, он заревел. Целое невероятное мгновение он висел в воздухе. Словно изучал приближающийся поезд. Хвастал своими размерами. Наконец он рухнул, пробил поверхность земли и снова ушел на глубину.
Кротурод прорвался.
Из всех зевак на «Мидасе» самым усердным был Шэм. Шэмус Йес ап Суурап. Крупный коренастый молодой человек. Крепко сбитый, не всегда неуклюжий, с коротко стриженными — от греха подальше — темно-русыми волосами. Вот он, высунулся из кабины, крепко держится за края иллюминатора и, забыв про пингвинов, тянет вперед шею с усердием изголодавшегося подсолнуха, поворачивающего свою золотую голову за солнцем. Крот впереди них мчится на небольшой глубине, около ярда. Шэм смотрит, как вспучивается тундра, и его сердце стучит часто, как колеса поезда.
Нет, это не первый большой крот, которого он видел. В Стреггейской бухте постоянно резвились целые стаи лаборов, как их называли местные жители, — крупных, с собаку, кротов. Земля в гавани между рельсами и шпалами была изрыта их норами. Еще он встречал детенышей других, более крупных животных: охотники привозили их на остров в канун Дня Каменноликих и пускали в огромные емкости с землей, где те копошились, большие, жалкие и неуклюжие: крошки бутылкоголовые кротуроды и новорожденные кроты-пантеры, совсем юные дегтелапые кроты. Но огромных, по настоящему огромных кротуродов, самых крупных живых тварей на Земле, Шэму ап Суурапу доводилось видеть лишь на картинках в период обучения охоте.
Тогда ему приходилось заучивать наизусть, как стихи, целые списки других названий уродов: подкопщики, тальпа, мульдиварпы, просто кроты. Видел он размытые флатографии и гравюры с изображениями крупнейших представителей этого вида. Обычно рядом с гигантским звездоносым хищником, чья туша напоминала поросшую лесом гору, рисовали человека, одними палочками, просто чтобы был понятен масштаб. А на одной, особенно захватанной картинке, которая, к тому же, складывалась гармошкой, подчеркивая гигантский размер подземного левиафана, человек был нарисован так, что рук и ног разобрать было нельзя. Большой южный кротурод,
