с диким воем и грохотом упал на лед, по пути рассыпаясь на части. Через разлом в
фюзеляже меня выбросило в глубокий снег, и на какое-то мгновение я потерял сознание...
Оба пилота, Г. Орлов и Б. Осипов, залитые кровью, в бессознательном состоянии
полулежали на свих сиденьях, а между ними на полу лежал бортмеханик Н. Коровин.
Вытащив их на лед, мы с бортрадистом Наместниковым положили их на спальные
мешки, а Осипов, шатаясь, вышел сам...
В фюзеляже за ящиками я увидел Водопьянова. Голова его, от виска к виску, через весь
лоб зияла раскрытой раной. Он был без сознания, но дышал. С помощью Осипова я
вытащил его и положил рядом с Коровиным и Орловым.
Бинтами из выброшенной на лед аптечки туго перевязали Водопьянову голову, закрыли от
мороза (было 27 градусов) и, разыскав аварийную радиостанцию, попытались связаться с
лагерем, до которого было километра три. Но, увы, лагерь молчал.
Положение наше было отчаянным. Мороз крепчал, поднялся пронизывающий ветер.
Чтобы не заморозить раненых, втащили их в самолет и закрыли оленьими шкурами.
Решили подождать еще два часа. А потом одному из нас следовало отправиться искать
лагерь, из которого, конечно, при взлете в темноте падение самолета не было видно. Но
мы знали, что там уже большое беспокойство, так как радиосвязь после взлета
прекратилась.
Прошло два часа. Определив направление по звездам, я стал готовиться к выходу. Но тут
со стороны лагеря замелькали лучи фонарей и из-за гряды торосов к нам подбежала
группа людей во главе с Сомовым. Тяжело дыша, весь заиндевевший, увидя нас у
разбитого самолета, Мих-Мих крикнул:
— Живы! Как же мы напугались! Ну, ничего! Сейчас будете в лагере. Как только вы не
вышли на связь, я тотчас вызвал самолет Титлова.
Уложив на захваченные нарты Водопьянова и Коровина, мы двинулись к лагерю. Эти 3
километра пути по гребням торосов показались мне адом. Падая и проваливаясь в
глубокие расселины, заполненные снегом, мы еле плелись. Если бы не Сомов и его
коллеги, мы бы никогда не прошли этот жуткий путь сквозь шевелящийся в ломке лед.
Ныли ушибы и раны. Мороз жег лицо нестерпимым пламенем, а сами мы под меховой,
тяжелой одеждой были мокрыми от пота. В особо непроходимых местах Сомов тащил
стонущего Водопьянова бережно, буквально на себе, и находил еще время и силы для
теплых слов пострадавшим.
Через 3 часа мы были в лагере. Водопьянову и Коровину промыли и забинтовали раны и
уложили их в теплой палатке. Было трогательно видеть, как заботится Мих-Мих. Сколько
