радиста, в условиях более тяжелых. Жесткое, без спинки, откидное сиденье. Козырек
защищает только от непосредственного удара струи воздуха, но не спасает от жестокого
обдувания со всех сторон обтекающими струями. Гидрологу достается и мощная струя,
отбрасываемая назад пропеллером. Два мотора ревут в самые уши.
Когда Сомов, впервые в жизни поднявшись в воздух, рискнул высунуться из люка,
он тотчас выбыл из строя: захлебнулся ветром, заслезились глаза, окоченел. Ветер рвал до
боли волосы, выворачивал плотно сжатые губы. Дуло не только спереди, но и со всех
сторон. За спиной ветер надувал меховую рубашку, как парус.
Но дела ради надо ко всему приспособиться, привыкнуть, и он привык. Научился
бегло определять характер льдов под крылом, не путать снежницы с разводьями. Лед
блинчатый, капитальный, паковый, торосы, ропаки, ледяная каша, ледяные поля,
разреженный лед... До сих пор он видел их в основном да фотографиях. Учился быстро
прикидывать на глаз балльность льда и размеры занимаемого им пространства и наносить
его на карту, условными обозначениями. В ту пору методика нанесения на карту
визуальных наблюдений еще не была разработана. Гидролог в сущности летал в качестве
летчика-наблюдателя.
Авиаторы полюбили молодого гидролога преданно и крепко. Он делил с ними
трудности авралов на остановках и вынужденных посадках, помогал чехлить самолет,
опустившийся на воду, заправлять его, — на раскисшем мысе Стерлегова, например, это
было чрезвычайно трудно.
В знак высшего доверия пилоты Богданов и Каминский обучили его водить
самолет, предлагали научить делать посадку. . Молодой Сомов испытывал большое
удовольствие, когда машина, заменившая человеку крылья, слушалась его сильных рук.
Любовь к физическому труду, привитая отцом, облегчила адаптацию, приспособление к
работе в весьма необычных условиях. Науку самолетовождения он, конечно, до конца не
освоил, но уважение к труду полярных летчиков осталось у него навсегда.
Великая вещь — самолет! Он сделал доступным пространства за полярным
кругом, он помогает почувствовать огромность нашей земли. Сомов впервые с большой
высоты увидел величие сибирской тайги. Полноводный Енисей, Игарка, Дудинка с ее
обычно отвратительной погодой... И наконец место назначения — остров Диксон, с 1916
года ставший форпостом полярных исследований. На Диксоне Сомов впервые познал то,
что было характерной чертой полярного быта и что полярники шутя называли
«арктический социализм»: здесь бесплатно кормили, предоставляли ночлег. Снабжали
