Через какое-то время я, наверное, остался в доме один; я смотрел местные новости Талсы, когда в комнату вошла Эдриен и выключила телевизор.
С собой она привела девчонку помоложе.
– Ты познакомился с Дженни?
Нет.
– Вы оба пишете стихи.
Я беспомощно посмотрел на Эдриен – а она уже уходила. Чейз расставлял на улице кирпичи. Мне следовало бы разозлиться. Дженни на самом деле оказалась симпатичной. Она была сантиметров на тридцать ниже меня, а глаза яркие и спокойные.
– Ты с Эдриен только познакомился? – спросила Дженни.
– Гм. Я иногда смотрю, как она рисует. Мы с ней проходим курс по истории искусств, я набрал для нее различных книг…
– Боже. У нее такие классные картины.
Я пожал плечами.
– Они совершенно послевоенные, мне это нравится.
У нее глаза загорелись.
– Да, точно, очень послевоенные.
– В смысле, если ей в голову действительно что-то придет, может получиться интересно.
Показалось, что Дженни обиделась, но она кивнула.
– Ты где учишься? – поинтересовался я. Воображал, что пытаюсь общаться с ней вежливо, но на самом деле это было не так.
– В «Юнионе».
Что-то во мне оказалось на грани надлома.
– Извини, – сказал я, – попозже обязательно поговорим.
Я шагал через лес, пробираясь по каменистому оврагу, как учили меня в бойскаутских лагерях. Я спешил. Уже темнело. Я настойчиво шел вперед лишь из смутных притязаний на то, чтобы вернуть уверенность в себе, мне было дурно. Я все никак не мог перестать пережевывать мысль, что допустил грубую ошибку. Небо почернело. Мне пришлось развернуться и потихоньку пробираться обратно в темноте, освещая путь своим крошечным фонариком, обмирая от шелеста листьев под ногами на каждом шагу. Я чуть не начал молиться Господу от облегчения, когда наконец вышел обратно и увидел огни дома, и, выпутавшись из ветвей, убедился, что это хижина Альберта.
На гриле я нашел курятину, она была уже холодная, завернута в фольгу. Я съел ее прямо руками, сел на крыльцо и уставился на лес. Мне хотелось бы просто сидеть и охранять дом, как собака.
Но я все-таки зашел вовнутрь.
В гостиной я увидел силуэты танцующих людей; развлекались, как могли. Эдит сидела на кухне, играла с кучей народу в карты. Я тоже пошел туда и налил себе стакан виски, но ни на кого не смотрел.
Через какое-то время я проснулся, скрюченный, на полу под столом в какой-то комнате на втором этаже, где хранились вещи. Снизу слышались голоса. Значит, народ еще не спал. У меня изо рта текли слюни, к губам лип ворс акрилового ковра. Я встал и вырулил в коридор.
