Кутепов не жаловал своих коллег по Добровольческой армии. Одних снисходительно презирал, других игнорировал, третьих не любил, но побаивался. Среди них, в первую голову, Слащева и Врангеля. Отдавая им должное, как равным себе — оба генерал-лейтенанты, оба командиры корпусов, — ревностно следил за их карьерой и воинскими успехами, хитрил, прикидываясь простаком. В последнее время вел сложную игру с Деникиным, направленную против обоих, — надеялся на пост главнокомандующего, и проиграл потому, что «оказия», счастье на этот раз улыбнулось Врангелю. Того-то и вывезла политика, сложное соотношение сил, партий, союзники, бедственное положение армии, загнанной большевиками в «крымскую бутылку». Понимая это, Кутепов завидовал Врангелю, придирчиво следил за его действиями — особо за военными действиями, стараясь показать свою лояльность и скрыть все более возраставшую неприязнь. Кутепов был уверен: его время еще придет, Врангель не справится с возложенными на него обязанностями, в первую очередь он не справится с армией, которая утратила идею, перестала быть Добровольческой, стала именоваться «русской», превратилась в сброд, состоящий из кондотьеров, грабителей, людей случайных и самостийников, не желающих воевать вдали от Дона или Кубани. Офицерство — оплот армии — разуверилось, разложилось. Прошли благословенные времена праведного гнева и ненависти, когда штабс-капитаны и подполковники поротно цепями кидались в яростные штыковые атаки на большевистские пулеметы, когда, раненные, они оставались в строю... Следовало начинать с укрепления армии, с офицерского корпуса. Врангель же заигрывает с либералами, с левыми элементами, чтобы выглядеть чистеньким в глазах союзников. «Использовать господ союзников? Извольте. Но надеяться на них — никогда, — думал Кутепов. — В трудный момент бросят, разведут пары и удерут. Как удирали в Одессе, в Новороссийске».
И еще думал Кутепов о том, что укрепление армии он немедля начал бы с очищения тыла: здесь, в штабах, различных учреждениях и неведомых частях офицеров больше, чем в частях его поредевшего корпуса. Тут, в тылах, — разгул, пьянство, спекуляция, в которые втянуты и военные чины от прапорщиков до генералов. Ничего святого. Все покупается, все продается. В один тяжкий день тыл рухнет, погребет под своими развалинами русскую армию. Тыл — как вериги на теле армии. Грабь-философия исключает всякую идею... Каленым железом следовало выжигать тыловое дерьмо. Он, Кутепов, и начал бы так. «Пипер» не понимает этого. Заигрывает с думцами, дает пресс-конференции разного рода писакам, высказывает туманные идеи о будущем, обещает землю помещикам. Все это его и погубит. А тогда?.. Тогда вспомнят про Кутепова. И призовут его к управлению...
