Шадрин задумчиво смотрел в окно. Солнце зашло. Сквозь грохот поезда неотчетливо доносился гул сражения: стрекотали пулеметы, иногда гремели артиллерийские раскаты.
Опершись руками на стол, заваленный донесениями, стоял встревоженный прорывом фронта Дубровин.
Шадрин прикрыл бронированный ставень, подошел к карте.
— Никак не рассчитывал, что они нас в затылок ужалят, — глухо кинул он.
— Читал сообщение подпольного штаба из Владивостока? — отозвался Дубровин.
— Не успел. Только взял в руки, а тут ты с этой Карпатской. Деревушка в пятнадцать домов все карты спутала.
— Не волнуйся, Родион. Мы их ночью с разъезда из бронепоезда огнем накроем.
— И зол же я, сам фейерверкером[21] к шестидюймовому встану…
— Когда полководца душит злоба, быть победе, — пошутил Дубровин.
Паровоз дал контрпар. Лязгнули буфера, бронепоезд остановился.
— Мост взорван.
Бронепоезд отошел под укрытие скал. Шадрин и Дубровин сошли на землю.
Их ждали моряки боцмана Коренного.
— Моряки, товарищ командующий, готовы к авралу, — доложил боцман.
Разрушенный мост казался неприступным. Кучка моряков лежала над обрывом. Заметив подползавших командиров, они скатились вниз.
Шадрин поглядел на темнеющее небо, приказал:
— Действуйте, товарищ командир.
Боцман свистнул. Зашуршал песок, посыпалась галька. Железнодорожное полотно запестрело от матросских тельняшек.
Поблескивали прижатые к земле штыки. К боцману подполз матрос, прозванный товарищами Алехой Жарким.
— Кабочный строп[22], — прошептал Коренной.
Алеха Жаркий подтянул к себе лежащий у стрелки трос.
— Отдаю швартовы.
— Смажешь — утоплю!
Алеха Жаркий усмехнулся. Привстал на колено, размахнулся. Стальная кошка, прикрепленная к канату, взвилась в воздух, зацепилась за переплеты обрушенной фермы моста.
— По-нашенски. За рею зацепил, — прошептал боцман. — Готовься к авралу. Часовых убрать без шума!
Алеха Жаркий, слившись с землей, скользнул к затаившейся цепи моряков.
Боцман закрепил конец каната за ствол прибрежной лиственницы, приподнялся на локтях.
По натянутому канату скользнула тень. Через несколько минут раздался отрывистый вскрик. В туманной мгле глухо булькнуло. По цепи матросов, растянувшихся вдоль рельсов, прокатился гул. Следующий за правофланговым моряк отдернул от каната руки.
Боцман, скрипя зубами, кинулся к нему.
— Моряк, моржовый бивень тебе в глотку! — зашипел он. — Ты на кого похож, дохлая камбала?
— Не горячись, боцман.
Дубровин подполз к обрыву, повис на канате над рекой.
