— Знаю, знаю, отец! Не впервой, не молодожены.
— Да не забудь туесок кваску поставить. Пук крапивы сготовь, кровушка застоялась, полировка требуется.
Фрол Гордеевич отставил блюдце, искоса поглядел на Андрея и будто невзначай спросил:
— Вопросец есть, Андрей. Пачпорт покажи.
Закинул руки за спину и, зорко поглядывая на Андрея, следил, как тот рылся в боковом кармане, как вытаскивал зелененькую книжечку.
— Не так, Андрей. Смелее и проще, волчья сыть, надо действовать, независимее. По виду наметанный глаз сразу определит, что с гражданским документом ты не свычен: привык козырять — есть, так точно, будет сполнено.
Мастер достал очки в железной оправе и, раскрыв паспорт, читал долго, придирчиво вглядываясь в каждую букву.
— Плохой выработки пачпорт. Вот с такой-то оказией и проваливаются наши… Я в таких делах бит-перебит. Хоть и не партейный, а с пятого года по сей день с большевиками иду: дело общее, рабочее, иначе нельзя. Шесть годков из-за решетки глядел…
Андрей повертел в руках паспорт: печати и подписи — все как полагается.
— Все в порядке, думаешь? В спешке недоглядели, а ты не знаком с гражданским документом. Маху дали. Как же так? Такие ошибки опасны.
Фрол Гордеевич послюнявил пальцы, открыл хрустящие корочки паспорта.
— Вот слушай и мотай на ус. Пачпорт новый, бессрочный, выдан в пятнадцатом году. Что же он, у тебя или у кого другого за восемь лет в руках не бывал? Думаешь, так сойдет? Нет, там дураков не ищи.
— Н-да!
— Дальше. Выдан в Чите. А бывал ты там?
— Не приходилось.
— Во! Капкан — хлоп, волчья сыть, попробуй вырваться.
— Н-да!
— Вот гляди-ко сюда! Родился такого-то апреля, фамилия: Шестов. Так?
Андрей перечитал страничку и недоумевающе глянул на старика.
— Эх ты, волчья сыть, конспиратор! — Фрол Гордеевич в сердцах топнул ногой. — Военком, а загадку отгадать не можешь. Апрель по старому через «ять» пишется, а здесь что? Шестов — где твердый знак? Собаки с кашей, язви тя, съели? Чтобы тому, кто сработал этакую дрянь, околеть, не сходя с места.
— Бывают же у писарей описки…
— Нет, не бывают! — обрезал Фрол Гордеевич. — Знаешь, кто при царе на выписке сидел? Не просто писарь, а мастер, ему и вера и почет. Себя умнее их не ставь.
Фрол Гордеевич потянулся к чайнику. Нацедил чашку густого плиточного чая, пододвинул деревянную миску с малиной. И снова захрустели страницы зелененькой книжки в проворных пальцах мастера. Андрей настороженно ловил каждое его движение, как ученик на экзамене.
