— Ты, Мишенька, что же это все в новом-то костюме ходишь, — раздается голос.
Он оборачивается, у двери стоит мать.
— Этак и износить можно, — продолжает старуха ноющим голосом. — Старенький надо донашивать.
Мечты обрываются.
— Уйдите, мамаша. Не мешайте, я занят.
— И чем только занят, стоишь перед зеркалом и качаешься. Сходил бы куда-нибудь...
Старуха жует беззубым ртом и снова тянет.
— Я тебе старенький-то пиджачок выутюжила. Совсем глядит как новый.
— О господи, и вы меня не понимаете, — устало машет рукой Бобриков.
— Да, Мишенька, намедни в пиджачке я книжечку нашла. Нужна она тебе или нет?
Старуха долго роется в карманах широкой юбки и достает маленькую записную книжку в коричневой обложке с золотым тиснением СВД.
— А-а-а, давай, — вспоминает Бобриков, — и уходи, я займусь. — Старуха вздыхает глубоко и бесшумно исчезает.
Бобриков садится в кресло.
— Совсем забыл о ней, — бормочет он. — Интересно, что за книженция.
Он открывает ее.
Ломанные мелкие буквы пестрят в глазах. Читает сначала лениво, но вот глаза его загораются, он придвигается к столу. Он весь внимание. Записи коротки. Видно, что их вел деловой занятый человек.
«Август 18. Кончаю делать модель. Что-то получается. Завтра испытаю. Любопытно.
Август 19. Женя сердится опять. Не понимаю. Пробовал модель. Действие изумительное. Береза в саду пополам. Увлекся, переломал в лаборатории почти все стулья. Наконец-то икс-лучи открыты.
Август 22. Женя сердится. Опять. Письмо от Тани из Москвы. Тяжело.
Август 27. Странная встреча. Предлагают продать за границу. Обещают миллион. Отказался. Подлецы. Угрожают.
Август 28. Странная попытка ограбления. Не случайность. Они охотятся за моделью. Что делать? Решил идти к секретарю. Расскажу все».
На этом записки кончились.
Бобриков все еще, как зачарованный, сидит перед столом и гладит книжечку рукой.
Перед ним прошел кусок чьей-то большой жизни. В нем была тайна и где-то маячили миллионы.
Прошло пять, десять минут.
— Ах я болван, — ударил он себя по голове. В памяти мелькнула металлическая пластинка на чемодане с буквами СВД. Они были те же, что и на записной книжке. Вспомнился крик старика: «Машину украли!»
— Ах, дурак я дурак. Ведь там же была она, модель. Что же делать, что делать.
Голова отказывалась соображать. Мозг, привыкший мечтать, строил целую цепь сложнейших ситуаций и все они кончались одним:
— Миллион... Европа, Париж... женщины.
Только к полуночи, утомленный бесцельными мечтами Бобриков мог рассуждать трезво.
