Он отважился на улыбку и, указывая рукой на мост о Шанж, начал медленно повторять свои объяснения. Она внимательно слушала, стараясь не утомить этого любезного господина.
— Вы поняли?
Она не очень уверенно пробормотала «да» и вздохнула:
— Он большой, Париж.
Он решился.
— Я могу вас проводить.
— Проводить?
— Да… Пойти с вами в Пантеон.
Она оживилась.
— Вы можете?
Нахмурилась.
— …Нет. Я вас… побеск… беспокою. Беспокою?
— Да, именно так, побеспокою. Вы меня совсем не побеспокоите.
— Совсем?
— Напротив.
Он непринужденно добавил:
— У меня масса времени. Я гуляю.
Она поблагодарила его:
— Вы очень милы. Да. Да. Очень.
Он не был похож на тех французов, скрытые мысли которых не отличаются скромностью. Его смущенный вид показался англичанке весьма надежным.
— Пойдемте, — сказал он.
Они медленно пошли рядом. Плантэн не торопился ее потерять и шел по берегу прогулочным шагом. Она, счастливая, помахивала маленькой черной сумочкой. Да, она была счастливой, сияющей, молодой и оживленной. Ей было лет двадцать пять, двадцать шесть. Она была даже немного выше его ростом. И она действительно была англичанка. Анри никогда не разговаривал с англичанкой. В том, что она — англичанка, уже было заключено для него очарование. Она могла бы быть немой, он бы этого даже не заметил. Слово «женщина» очень неточное, оно может обозначать одновременно и мамашу Пампин и это милое создание в красном платье. Он разозлился на себя за то, что вспомнил о консьержке, и в этот момент англичанка заговорила:
— Это очень приятно — идти не торопясь. Я ходила весь день. Париж очень красивый, но очень большой для моих ног. Вы очень любезны, что сопр… меня соп… Как?
— Меня сопровождаете.
— Меня сопровождаете. Меня сопровождаете. Нужно запомнить. Как вы находите моего француза?
Он посмотрел на нее, удивленный:
— Какого француза?
— Моего. Французский, на котором я говорю.
Он засмеялся. Теперь уже она смотрела на него с удивлением.
— Извините меня, мадемуазель. Я понял «моего француза». Мужчину.
Она рассмеялась в свою очередь, и тогда у него возникло ужасное чувство, что она внимательно разглядывает его и что после такого серьезного изучения он разлетится на жалкие кусочки.
Но нет, она улыбнулась.
— У вас есть чувство юмора, мсье. «Мой француз» — это смешно.
— Вы думаете? — пробормотал он, не вполне уверенный в этом.
Когда они поднялись на мост, она показала на Сену.
— Это Сена, — сказала она.
— Да, это Сена.
— Я думаю, что Наполеон смотрелся в Сену. Это точно. Хотя бы раз.
