Так же пахло карболкой из уборных. Та же стерильная чистота в дортуарах. Так же одинаково, по казенной форме, застланы койки. И до отбоя не разрешается лежать. Читать можно только сидя и в классной комнате, где учат уроки: наверно, легче проследить, кто что читает.
Вот было происшествие, когда застали меня в сарае с книгой Коллинза: "Бедная мисс Финч", издания 1874 года! Я вымолил эту книгу у одной девочки в школе. У ее родителей - целая библиотека. Там было много интереснейших книг, которых в городской библиотеке не достанешь: рассказы Грина, Полное собрание сочинений Брет-Гарта и Стивенсона, старые, двадцатых годов, журналы "Всемирный следопыт" и "Мир приключений", еще дореволюционные издания "Вокруг света". Пелагея Спиридоновна расценила "Бедную мисс Финч" как прямое посягательство на мою идеологию и немедленно конфисковала злополучную книгу.
...Пелагея Спиридоновна была у себя в кабинете. Когда я вошел, она говорила по телефону - резкий, пронзительный, властный голос. Я остановился в дверях и молча смотрел на нее. Она нахмурилась, как всегда при виде меня, и закончила разговор.
- Михаил Нестеров? Садись! - приказала она, указывая на стул.
Я сел, и некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Нисколько она не изменилась, наша заведующая: ни одной морщинки, ясный лоб человека, уверенного в своей правоте, выпуклые голубые, словно фарфоровые, глаза, бесцветные брови и ресницы, льняные волосы причесаны волосок к волоску и скручены на макушке жидким узлом. На ней синий костюм (до сих пор подкладывает вату на плечи, хотя так давно никто не носит), туфли на микропоре. И кабинет такой же, когда приводили меня к ней для выговора, только занавески обновили да повесили фотографию образцово-показательного детдома.
Даже теперь мне стало душно и захотелось выбить окно и распахнуть дверь - сквозняк устроить.
- Как это ты надумал навестить нас? - спросила она сухо.
- Какое вы имели право скрыть письмо моего отца? - спросил я каким-то не своим голосом.
Она смотрела на меня внимательно и строго, будто собиралась сделать выговор, однако на ее выдающихся скулах выступил неровный кирпичный румянец.
- И какое вы имели право ответить за меня? - И я повторил слова мастера: - Много вы на себя взяли!
- Может быть, много на себя взяла! - неожиданно согласилась она.- Я решила сказать все, когда тебе исполнится восемнадцать лет... Через два месяца бы сказала.
- Но почему?
- Давай побеседуем. Ты уже взрослый... Нельзя! Нельзя! Я занята! раздраженно крикнула она девчонке, которая сунулась в дверь.- Постарайся понять меня, Нестеров. Я отвечала за твое воспитание перед...
