- А почему же так редко это делают? - спросил; Ермак.
Виктория Александровна не сразу нашлась, что ответить.
Поздно вечером, когда Санди уже спал, Виктория рассказала мужу про Ермака.
Они стояли на балконе - была на редкость теплая октябрьская ночь - и смотрели на ночную бухту. Звезды наверху, звезды внизу.
- Как звать его отца, не Стасик ли? То есть Станислав,- спросил Андрей Николаевич.- Я знал одного Станислава Зайцева. Он как раз ходил из института в институт. Года два мы учились вместе на одном курсе судостроительного. Потом он отсеялся... Я, впрочем, тоже: увлекся авиацией. Что? Ах, этот Стасик? Это был типичный стиляга. И женился он на какой-то вывихнутой девице. Помнится, ее звали... не то Изабелла, не то Гертруда... Но это было давно. До рождения Санди. Интересно, что с ними сталось теперь?
Глава вторая
АТА
Виктория Александровна на другой же день переговорила с Екатериной Давыдовной; та охотно согласилась посмотреть слепую. Назначила день, и после занятий мальчики отправились в интернат.
День был чудесный - голубой, солнечный. Над бухтой летали чайки.
- Если Ату отпустят с нами, пойдем погуляем! - сказал Ермак.
Он волновался, так как не был в интернате целых четыре дня, а это всегда плохо действовало на Ату.
- Ведь я у нее единственный близкий человек! - пояснил Ермак.
- Отчего же ты не ходил к ней? - спросил Санди.- И в школе вчера не был. Ты не болел?
- Нет, - коротко ответил Ермак, не глядя на товарища.
Санди не стал настаивать. Если Ермак захочет сказать, то сам скажет. Санди не отличался тогда особой наблюдательностью, но даже он заметил, что Ермак бледен, а глаза красны. Не мог же он плакать, как девчонка? Ермак не таков. Может, не спал ночь? Может, его маме или отцу было плохо и вызывали "скорую помощь"? Никто не знал, как Ермак живет. Он жил где-то за Карантином. У него никто из ребят никогда не бывал. Вряд ли у него дома хорошие условия. Может, сырость? После прихода Ермака бабушка уверяла, что в квартире долго пахло чем-то скверным, не то плесенью, не то грязными тряпками. Санди обиделся за Ермака и лег спать, не пожелав бабушке спокойной ночи, что ее всегда очень расстраивало.
Правда, утром он уже начал с ней разговаривать - все-таки она старая и у нее грудная жаба,- но не мог преодолеть некоторого холодка.
Бабушка часто вызывала у него возмущение. Иногда ему приходилось слышать такое, что и маме не передашь, приходилось страдать молча, про себя, что при общительном характере Санди было особенно тяжело. Слышать собственными ушами, как бабушка говорит своим знакомым (разумеется, в отсутствие мамы):
