Палец бандита выжил. Татуированный кусочек плоти осознал себя, когда состав остановился на развязке в Касл-Роке, чтоб переменить колеса под государственную колею. Пружины колес ослабли, палец освободился, вывалился на землю и скатился под откос. Он был слишком мал, чтобы выжить, но слишком опытен, чтоб сгинуть просто так. Обрубок шевельнулся и пополз, оставляя неровный след в сухой траве.
В ближней дощатой постройке зажглись фонари, и золотая дорожка легла ему наперерез. Керосиновое тепло, спиртовой и масляный жар дыхания, запах окисляющейся плоти, — ароматы салуна манили палец, будто нектар. Нащупывая путь вдоль полоски света, обрубок протиснулся в щель и вывалился с обратной стороны.
В «Дырявом еноте», довольно неприметном питейно-развлекательном заведении, вяло клубился вечерний дым. Верхние номера салуна пустовали, за исключением одного, где намедни остановился чужак, заявившийся то ли с севера, то ли с юга. Девок здесь не водилось, зато не было и клопов, а в многочисленные щели меж досок сочился густой сенный аромат.
[ФОН] /// Increased Chances /// CHITLINS, WHISKEY & SKIRT
Гудок поезда уже растаял вдали, и сверчковый хор шелестел снаружи, навевая на посетителей тягучий алкогольный сон.
На доске у входа висел огромный истертый плакат, изображавший грудастую Мэрилин в образе крестьянки с кувшином молока. «ТАБАК — ИНДЕЙСКАЯ ОТРАВА», — гласил над ним выцветший казенный завет. «ВИСКИ — МОЧА ХВОРОЙ КОБЫЛЫ. Минздрав США — во имя свободы и мира!» На декольте красавицы там и сям просвечивали обрывки древних военных листовок: «…наши сыны…..демократию…..ЮЖНЫМ НАРОДАМ…..лейте патронов!» — слова проступали на истертой груди мисс Монро как следы ископаемых ящеров.
Палец Мерзкого Вилли полз вперед, навстречу пению бутылок и стаканов в далеком баре. Задетый вертящейся метлой хозяина, он улетел под боковой столик и замер было, но тут же снова ожил, сотрясаемый клеточной памятью.
Два старателя, грязнющих как дерюга, лакали над ним ирландский черный, обсуждая стекольный промысел и возя стаканами по столешнице. Плешивый Зеб, диггер поопытней и поудачливей, скреб ножиком богатый ужин: свиные потроха с густой подливой, от пищевой ценности которой у городского доктора случился бы мандраж. Его молодой подельник, Красавчик Илай, был пока небогат, и вдогонку спиртному глотал одни горькие слюни.
— Дурак ты, брат, — Зебулон терзал потроха словно пустынных чудищ, смачно обсасывая с пальцев жир.
