Только сейчас Пепел осознал, что не сбежал никуда. Напротив, он купился и проследовал в самые недра ловушки, в ее главный казнящий механизм, декорации которого терпеливо ждали последнего акта.
Лишенная ноги, механическая Аннабель стала неторопливой. Дюйм за дюймом она покоряла добычу, комкая ткань и оставляя на коже болезненные синяки. Ее бритвы, пилы и крючья царапали мундир, но пока щадили тело. Катушки в брюхе явно требовали от машины сперва укрепиться и зафиксировать цель.
Пытаясь замедлить коленом ее размеренный ход, стрелок едва не фыркнул от запоздалого озарения: дверца ловушки захлопнулась не теперь, а куда раньше, в дорожной машине, когда проклятый испанец орал Билли Холидей, коверкая мотив чужой песни. С тем же успехом он мог усадить в лоурайдер большого плюшевого зайца.
Железные когти ухватились за его ремень и заскребли по пряжке, и слингер напрягся, едва в силах вытерпеть металлический визг. Еще рывок, и железная леди водрузилась на Пепла дюймом выше.
«Да что там Билли Холидей», — подумал он. Западня была готова намного раньше: еще тогда, когда бандитская машина подобралась к «Еноту», приглушив мотор и выключив дорожные фонари. Когда Пако стоял у дощатой стены, внимательно слушая болтовню, готовый подать знак двоим мучачос.
Даже не будь механической дочери, считавшей ему ребра, Пепел не смог бы вычислить, как долго находился в ловушке. Он сдался, истратил последние силы в последнем рывке и лег неподвижно, глядя в балдахин, на звезды и золотистый полумесяц, ухмылявшийся в кривой манере Пако.
Вз-з-з-щелк! Вз-з-щелк!
Два твердых щупа уперлись в ключицы слингера, зафиксировав его тело, и первые лезвия вспороли камзол у него на груди. Лицо красавицы в погребальной рамке повисло у стрелка перед глазами и вопросительно повернулось вокруг центральной оси. Бритвы притронулись к оголенной коже Пепла в нескольких местах, оставляя первые теплые надрезы.
На взмокшем лице стрелка появилась улыбка.
Бэббидж не соврал ему: боли не ощущалось вовсе. Новые и новые порезы открывались у него в теле, как десятки голодных ротиков. Тут и там под уцелевшим сукном расцветали свежие раны, и впору было поднять ор — да только орать было не о чем. Щекотные прикосновения машины казались даже приятными. А если закрыть глаза, подумал Пепел, их не отличишь от осторожных женских прикосновений. Стрелку припомнилась железная Маргарет, трепавшая шевелюру хозяина, и Пепел еще раз бессильно улыбнулся.
