начал неслышно молиться, затем, как бы зачерпнув огня, он семь раз
переложил его из ладони в ладонь и вернул опять в чашу. Совершив эту
манипуляцию, жрец тяжело поднялся и громко сказал:
— Мажан-Арамазд требует, чтобы ему в жертву принесли человека, все
равно кого — мужского или женского пола.
Мари-Луйс с ужасом подумала о своем ребенке. А что, если и там
какой-нибудь жрец положил на него глаз?! Она чуть было не закричала, но
тут заговорил властитель Нерика.
— Жертвенные животные уже помечены, — сказал он.
Великий жрец гневно посмотрел на него.
— Сам себе погибель готовишь, господин властитель! — И он обернулся к
царице: — Или человека в жертву, как того требует извечный обычай, или
этот город постигнет большая беда, божественная!
— Человек с рождения — жертва! — с горечью проговорила царица. —
Зачем же делать его жертвой вдвойне, и к тому же до времени? Принесите в
жертву бычков, буйволят, белых овечек. Я запрещаю приносить в жертву
человека!
— Быть по-твоему, — ответил Арванд Бихуни. — Однако какой дать ответ
хеттскому жрецу Кама Варашу, который требует, чтобы ему открыли двери
жертвенника бога Шанта? Он привез для принесения в жертву юную
девственницу.
Мари-Луйс снова вспомнила свое дитя.
— Запрещаю! — ответила она.
— Что ты тревожишься, великая царица? Жертва, она ведь не в себе. Ее
одурманивают, и она даже может смеяться, бредить. Кама Вараш неуступчив,
божественная.
— И, однако, он же в моих владениях! Как он смеет не подчиниться
моему повелению? Если станет упорствовать, изгоните его из Нерика!
Таги-Усак про себя подумал: «Царица наша, ты что же, не помнишь, что
у Кама Вараша в Нерике целых шесть тысяч приверженцев? Как его выгонишь
при такой-то силище? Надо искать иной выход, надвигается беда».
Великий жрец удалился, гремя деревянными сандалиями о каменный пол.
Все оставшиеся в помещении безмолвствовали. Слышно было только, как
трещало масло в курильнице. Мари-Луйс подошла к огню, провела по нему
ладонью и громко, четко выговорила:
— Сообщите хеттским жрецам, я разрешаю жертвоприношение Шанту только
животными!
Властитель Нерика поклонился и вышел. Царица долго стояла недвижно
перед чашей с огнем. И, словно бы пожалев Таги-Усака, спросила:
— Помнишь песнь, которую ты сложил в честь Масиса?
— Помню, божественная...
— Спой.
