На площади, на зеленом пустыре, где центр Городка, стоит одиноко трибуна из красных, уже побуревших досок, и высокий шест с серебряной, почти рождественской звездой. В дни праздников сюда собираются на митинг. Под звуки оркестра тогда поднимается вверх кумачовый флаг, а в Мае и на Октябрьскую революцию мимо трибуны проходит даже небольшая демонстрация; ученики двух школ, служащие районных учреждений и крестьяне из ближайших сел.
За трибуной видны купола крытой тусклой жестью церковки. Она звонит несколько раз в день, раздумчиво и мелодично, тремя колоколами, как «Табакерка» Лядова.
— Кандыба зазвонил, — говорят тогда в райисполкоме и собираются обедать.
Кандыба — благочинный, служитель тоже районного масштаба. Ему лет под семьдесят, он живет тут же, при церкви, на улицах показывается редко, всегда в одной и той же ряске, порыжевшей на солнце, и широкополой соломенной шляпе. Однажды на узком дощатом тротуаре он столкнулся лицом к лицу с секретарем райкома и остановил его.
— Гражданин секретарь, — сказал он с некоторой торжественностью, но в то же время поперхнувшись от волнения, — у меня к вам настоятельная просьба уделить мне несколько минут вашего внимания.
— Может быть, вы лучше зайдете ко мне в райком? — тоже смутившись, предложил Ключарев, хотя тотчас же понял всю нелепость своих слов.
— Едва ли это удобно, — мягко возразил Кандыба. — Но дело, о котором я вам хочу сообщить, представит интерес и для вас как руководителя здешней местности.
Стараясь преодолеть внутреннюю неловкость и то несколько комическое отношение к самому слову «поп», которое свойственно поколению, выросшему после революции, Ключарев с любопытством посмотрел на старика. Из-под седых бровей на него глянули, не смущаясь, выцветшие, но еще не угасшие глаза, сухие пальцы нервно теребили на груди скрытую за рясой пуговицу.
— Хорошо, — сказал Ключарев, — я вас слушаю.
Они отошли в сторону, подальше от посторонних взглядов, и Кандыба рассказал о том, что за последнее время в деревнях Большаны и Лучесы усилилась деятельность штундистов, богопротивной секты. Из достоверных источников ему известно, что пресвитер Степан Лисянский наложил строжайший запрет своей пастве не только на посещение зрелищ и собраний, но также склоняет родителей не разрешать молодежи обучение в школе свыше пятого класса.
— Едва ли также найдутся в этих селениях охотники получить техническое образование на курсах трактористов, которые, как я слышал, образуются в областном городе, — осторожно сказал Кандыба и потупился.
