Это было первое профессиональное выступление Павлика на сцене со своим репертуаром. Когда спустя почти десять лет мне принесли материал о группе «Взрослые дети» с просьбой опубликовать, я чуть не прослезился. Вокалист Добровольский – олицетворение портвейного говнорокера все еще жив и поет песни (судя по всему, те же).
Поскольку аншлага на мероприятии не наблюдалось, в течение последующих дней в воздухе, как топор в накуренном помещении, повис вопрос о планах на будущее. Товарищ Альберт в привычной ему манере изрыгал мириады идей, меня интересовал конкретно Сталепрокатный завод. Я наведался к заведующему клуба. Им оказался типичный работяга, которому профсоюз насильно доверил должность культмассового деятеля. Выяснилось, что завод мечтал об арендаторах, чтоб платились деньги в кассу, чтоб всем было хорошо. Когда на следующий день после концерта товарищ Альберт принес сумму, не превышающую бюджет утреннего завтрака для студента, арендодателям стало понятно, с кем они связались. Что и было мне высказано.
В дальнейшем товарищ Альберт запомнился как фронтмен ансамбля «Белладонна». На сцену выходили двадцать человек с разными инструментами, играли кто во что горазд, в то время как незабвенная личность в очках, пиджаке и обязательно в черных кожаных перчатках выдавал оперные рулады. Идея была не нова, но кому какое дело. Подобное выступление оставляло самое радужное впечатление – как будто тебе в одно ухо нежно фыркают четыре слоновьих хобота вперемежку со звуком работающего электрорубанка, а в другом звучит «Поп-механика». Какие глаза были у Радика в клубе Ten (в народе «Десятка»), когда к нему пришло двадцать музыкантов и каждый привел по гостю, не смог бы передать даже артист Денни де Вито.
Я утвердился в роли ночного сторожа. Маша приезжала по вечерам в сапожную мастерскую. Любовью мы занимались в душе и на канцелярском столе в кабинете местного начальства, откуда при этом доносился равномерный звук ударяющейся о дерево ременной пряжки, свисавшей с моих приспущенных штанов. Водку я пил самозабвенно, как настоящий поэт. Затрудняюсь сказать, была ли это водка, потому что в те времена в бутылке могла оказаться любая жидкость, по виду и по вкусу напоминающая разбавленный технический спирт. Трава закончилась, вместе с ней закончился период ее потребления. Бухал я по-черному, не задумываясь о пище в принципе. Минимум сна, минимум еды, максимум секса и алкоголя – не самый оздоровительный курс. Заедал коньяк солеными грибами, после чего наблюдал эти грибы, вывалившиеся изо рта. Они плавали в унитазе сморщенными жуками. В училище в мастерской всегда стояли несколько трехлитровых банок, и можно было послать гонца за пивом, как только мастер отчаливал по делам.
