— Как это туда дорога? — возмутилась Марина. — Все-таки известный артист.
— Провинциальные актеры — дерьмо, — пояснил Малышев, и театралку Марину это задело.
— А провинциальные хирурги?
— А хирурги, представь себе, золото. И ты отлично знаешь, почему. — Он имел в виду их работу на селе, и не один год. — Ну а в общем-то… — он попытался сдержать себя, — противно, конечно.
— Представляешь, каково у них там, в театре? — примирительным тоном продолжала Марина, тоже пытаясь не взвинчивать перепалку с мужем. — Да и вообще в городе. Ведущий актер, кумир публики, можно сказать, — и сбежал.
Новость рассказала Марине знакомая актриса, которая брала ей обычно билеты на спектакль. Обе стояли в очереди за молоком (палатка открывалась в шесть утра, очень удобно, весь околоток до выхода на работу, до открытия гастронома успевал запастись молоком. Между прочим, это Малышев добился, чтобы установили палатку), в очереди не разговоришься, отошли, актриса в халатике, в косынке на бигудях, неприбранная, сама на себя непохожая, одной рукой держит полу халатика, в другой бидончик; и когда отошли, она вполголоса, как о покойнике, сказала о Жемчужном: «Жена его просто в ужасном состоянии…»
— А ведь получала прилично, и квартира в центре, — продолжала Марина, — в сауну ходил, со всем начальством в друзьях, и всем свинью подложил.
Марина на острой теме любила почесать язык, тут чисто женское, манера такая Малышеву не нравилась, он отмалчивался, но иногда обрывал, если она теряла меру. В компании ей нравилась болтовня с критикой, социальная своего рода щекотка.
— Жена его еще перед гастролями ко мне заходила, — продолжала Марина. — Беременность была двенадцать недель. Каково ей теперь рожать? От кого? Будет ребенок предателя, отщепенца, кому он нужен?
— Матери нужен, — пробурчал Малышев, допил кофе, выключил магнитофон (отъезжающие тоже, кстати, изучают язык), с раздражением отмечая неважнецкое, если не сказать плохое, начало дня, в больницу поехал взвинченный, но по дороге отвлекся, заставил себя успокоиться, отмести эту пыль жизни, в отделение вошел собранным, уверенным в себе хирургом Малышевым, каким его знали не только здесь, но и в городе, не только в городе, но и в области. Впереди обход, назначения, процедуры, перевязки, нормальный рабочий ритм. Однако после пятиминутки опять пошла чертовщина, пригласила его к себе Кереева, главный врач, и попросила о серьезном, как она подчеркнула, деле — составить на Данилову достойную характеристику. Куда, зачем? Для приема ее кандидатом в партию.
