Сестра моя Каисса | страница 30
– Ну, сынок, покажи, что ты умеешь…
Была поздняя осень. Мне шел пятый год.
Пока рассказ о шахматах не увел меня из детства, скажу еще несколько слов о своем здоровье. О нем столько писалось в связи с моими успехами и неуспехами, что, наверное, неплохо бы, чтобы стала известна и моя точка зрения на этот предмет.
Мама говорит, что я родился здоровеньким. Во всяком случае, в первые месяцы жизни серьезных проблем перед нею не возникало. Но потом я заболел коклюшем, причем в тяжелейшей форме. Мое состояние ухудшалось буквально на глазах. Я не приходил в сознание, задыхался, изо рта шла пена – медицина, как водится, была бессильна, – и педиатр (я хорошо помню эту милую женщину, поскольку в детстве другого врача не знал) сказала это моей маме. Какими словами можно сообщить матери, что ее ребенок сейчас умрет, – представить не могу, но как-то она это сказала…
В то время были еще живы обе мои бабки – и по материнской, и по отцовской линии. Надо полагать, они были женщины не только набожные, но и решительные. Как это так – хоронить некрещеного ребенка! И они настояли, чтобы крещение состоялось немедленно.
Был ноябрь. Ночью выпал снег. Заутреня кончилась давно, церковь успела выстыть. Как говорили очевидцы, только что пар изо рта не шел. Можно представить, какой была вода в купели.
Бабки знали попа и изложили ему ситуацию. А поп оказался бывалым. «Все сделаю, как надо, – сказал он, – а там Господь рассудит». И он окунул меня в купель с головой, да еще и придержал под водою – чтобы искусственно задержать дыхание.
Стресс получился на славу. Я заорал на всю церковь, поп засмеялся: «Будет жить!» И действительно, пена и кашель прекратились, словно их отрезали, и я в несколько дней поправился.
Вот такое чудесное исцеление.
Но болезнь сделала свое дело: моя носоглотка на всю жизнь осталась слабой – простуды, гриппы, фарингиты, риниты стали моими буднями, моей нормой. Я к ним настолько привык, что практически перестал замечать и не считал помехой в своей шахматной деятельности.
Так продолжалось до тридцати лет.
Я слышал, что для каждого человека, ведущего напряженный образ жизни и не обращающего внимания на здоровье, есть какая-то граница. До нее организм функционирует вроде бы нормально, за нею – вдруг начинает разваливаться. Обычно для мужчин роковой чертой считается сорокалетие. Я умудрился выйти за нее десятью годами раньше.
Впрочем, возможно, я драматизирую, возможно, это был только первый звонок. Потому что до поломок не дошло: организму еще было куда отступать. И когда давно накапливавшаяся усталость от борьбы с простудами серьезно нарушила во мне равновесие – в теле словно переключили какой-то регулятор. Организм перешел на иной, более экономический режим.