Право на безумие | страница 78



Она родилась на море. С детства любила его светлую, переливчатую гладь с отражающимися в ней странствующими облаками,… его изрезанную рваными провалами скал береговую линию,… его дальние, неведомые, чудные острова… Часто, подолгу сидя на огромном валуне, она любовалась набегающей пенистой волной, нежно ласкающей круглые прибрежные камни, будто горячие сильные руки искушённого любовника высокие груди преданной невесты. Ей грезилось, как большой и лёгкий корабль несёт её в дальние дали прочь от родного дома всё ближе и ближе к сказочным, родом из детства мечтам. Она хотела обернуться чайкой и пуститься стрелой, обгоняя самые быстроходные корабли, навстречу своим волшебным островам. Где ни днём, ни ночью не заходит солнце, где живёт, как ей казалось, и никогда не умирает Любовь.28

Она была родом из Баку – города, не имеющего когда-то определённой национальной принадлежности и даже ориентации, в котором намешано-перемешано, как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре. И эта многоплановость, разноязыкость отнюдь не делала его ничьим, чужим или ненужным для всех, но общим и родным для многих. Не безликим, но ярко выраженным, не запущенной общагой для «временно перекантоваться», но отчим домом – самым любимым, самым уютным, самым вместительным и комфортным для большой многоликой семьи. Таких городов почти не осталось на карте вселенной, таковым не удалось стать сверхтолерантному разноцветнолицему Нью-Йорку, таковой никогда не быть резиновой пришлоприимной Москве. Уникальный колорит наднационального города кроме Баку несла в себе, пожалуй, лишь Одесса. И эти две приморские жемчужины по праву сверкали более других в драгоценной короне России. Нынче же нет больше короны, как нет и самой России. Жемчужины остались, но будучи захороненными в недрах национальных сейфов сверкать перестали. Свет ещё льётся, но не может пробиться сквозь тяжёлые несгораемые стены. Солнце не способно светить исключительно для отдельно взятой квартиры. Национализируясь, оно умаляется до значения копеечной лампочки. Такова природа вещей.

Белла рассказала, как однажды из её родного города внезапно ушёл свет, ушло тепло, его покинула Любовь, на место которой ворвалась дерзко и вероломно орда ненависти и злобы. Женщина поведала с надрывом и отчаянием, будто это было только что, всего пару часов назад, как ещё вчера мирные, дружные, почти родные обитатели больших многолюдных бакинских дворов превратились вдруг в заклятых врагов, жестоких, будто никогда не знавших милосердия, не знакомых с человеколюбием и состраданием. Как они вырезали, вытравливали, уничтожали тех, с кем ещё вчера делили хлеб и кров многолюдного общего дома. С кем испокон веку вместе, рука об руку строили, возводили этот дом, обустраивали его быт, вдыхали в него уют. С кем поднимали детей, не делая различий между своими и чужими, всем двором праздновали дни рождения, Новый Год и Первомай, играли свадьбы, сближаясь ещё крепче, роднясь друг с другом кровными узами через будущих общих внуков и правнуков. О национальной принадлежности тогда не вспоминали, не думали о ней вовсе. И вдруг вспомнили, да так остро, настолько болезненно, будто это обстоятельство всегда было единственно определяющим всё их отношение к окружающему миру.