– Что «улучшили»? – уточнил Марк. – Экономику?
– Какова позиция Блэра в Европе по сравнению с позицией Мейджора? – вступила Луиза.
– Да. И почему он не принял обещания тори год за годом увеличивать ассигнования на здравоохранение? – подхватил принц Эндрю.
Честное слово, так они и беседовали, рисуясь друг перед другом. Скоро я поняла, что больше этого не вынесу.
– Дело всё в том, что голосовать надо за принцип, а не за непонятную деталь – такой процент или вот такой. И совершенно ясно, что лейбористская партия поддерживает принципы доброты и участия, интересы геев, матерей-одиночек и Нельсона Манделы. А противостоят ей орущие высокомерные мужчины – эти заводят интрижки со всеми, кто попадается на пути, трахаются направо и налево, ходят в ресторан «Ритц» в Париже, а потом ругают всех ведущих программы «Сегодня».
За столом наступила глубокая тишина.
– Ну, кажется, ты изложила суть в двух словах. – Марк засмеялся и погладил моё колено. – С этим мы бессильны спорить.
Все смотрели на нас. Потом, вместо того чтобы кому-нибудь пойти в туалет – как случается у нормальных людей, – они сделали вид, что ничего не произошло, и снова стали чокаться и тараторить, совершенно не обращая на меня внимания.
Никак не могла оценить, ужасно ли моё положение или ничего. Будто я в племени папуасов Новой Гвинеи, спариваюсь с собакой вождя и понятия не имею, что означает шёпот вокруг: то ли им всё равно, то ли обсуждают, как поджарить твою голову.
Кто-то постучал по столу и произнёс речь – по-настоящему, безумно, невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:
– Пойдём отсюда, а?
Мы попрощались и направились к выходу.
– Э-э-э, Бриджит, – обратился ко мне Марк, – не хочу тебя тревожить, но... у тебя что-то странное вот тут, на поясе.
Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то образом завернулся по краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина...
– Что это? – осведомился Марк, кивая и улыбаясь, пока мы прокладывали путь между столиками.
– Ничего... – выдавила я.
Как только выбрались из зала, я кинулась в туалет. Довольно трудно стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах и свитере.
Вынырнула в холл – и чуть не развернулась и снова не заскочила в туалет: Марк опять беседует с Ребеккой... Она что-то шепчет ему на ухо, а затем разражается ужасным, ухающим смехом.
Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.
