«Черт бы побрал такую победу», — подумала Романецка, поднялась, хромая, по ступенькам и уселась на заднее сиденье. Но тут она с удивлением увидела, что Ищель не зашел следом за ней, а остался стоять на остановке и уже поднял руку, чтобы попрощаться. Ищель действительно не собирался садиться. Он хотел сделать вид, будто немножко замешкался, и надеялся, что нетерпеливый водитель закроет дверь и уедет, унося с собой Романецку из его жизни навсегда. Но водитель почему-то оказался терпеливым и ждал, пока Ищель сядет в минибус, считая это, по-видимому, чем-то само собой разумеющимся. Рука Ищеля, уже поднявшаяся было, чтобы помахать на прощание, застыла в воздухе. Он опустил ее, взобрался по ступенькам, прошел в конец минибуса и сел. Романецка посмотрела на него испытующим взглядом и сказала:
— Вы собирались остаться?
— Мне показалось, что больше нет свободных мест, — сказал Ищель тихим голосом, точно пойманный с поличным дезертир, и полез в карман за деньгами. Сидевший рядом ребенок с любопытством посмотрел на него, как будто Ищель был каким-то удивительным существом, подобного которому он раньше никогда не встречал. Ищель покраснел, протянул деньги водителю, взглянул на мальчика и увидел, что тот тоже был уродом. Уши у него не прилегали к черепу, как у всех нормальных людей, а оттопыривались и торчали перпендикулярно к голове, словно птичьи крылья. «Ничего, ничего, малыш, — подумал Ищель, — ты еще в жизни настрадаешься». От этой мысли ему немного полегчало.
Выйдя из минибуса, они молча направились к дому Романецки. Романецка прихрамывала, а Ищель время от времени запрокидывал голову и зевал. Возле подъезда Романецки они остановились.
— Ну что ж… — сказал Ищель.
Оба они прекрасно знали, что больше не только никогда не назначат друг другу свидания, но и, возможно, вообще никогда не встретятся. Между ними так и не разгорелась любовь, не возникло ни малейшей взаимности. Никакая связующая нить не протянулась от одного сердца к другому. И даже трусы у них, так сказать, не увлажнились. Два непроницаемых и замкнутых на себя тела лишь сухо потерлись друг о друга.
— Ну что ж, — сказал Ищель еще раз. Каждое его «ну что ж» было сухим и хрустело, как таракан под подошвой ботинка.
Романецка поняла, что свидание закончено. Больше ей не удастся заставить его потратиться. Догорел и угас еще один бессмысленный субботний вечер. Жалко. Боже, как жалко. Ее сердце сжалось, и она спросила:
— У вас, случайно, нет телефонного жетона?
