Список литературы для восьмого класса по английскому языку был заранее утвержден и неизбежно включал в себя «Ромео и Джульетту», которая будет в осеннем семестре; затем мы перейдем к «Алой Букве» и «Суровому испытанию». Я начала с того, что вытягивала бумажки с именами учеников: мы читали по ролям пьесу Шекспира, чтобы убить время. Джеку досталась роль Париса, и он заметно покраснел, когда раздражающе манерная рыжая Марисса Талбет, в первый день занятий спросившая разрешения делать объявления о новостях студсовета, начала восхвалять легендарную красоту Париса, читая свою роль Кормилицы. Марисса первой попыталась подстроить голос под свою роль, снизив его на пару октав и придав речи британский акцент. Класс нашел это весьма забавным, но только не Джек. Вместо этого он только улыбнулся, не отрывая своих невинных карих глаз от текста. Но когда он поднял голову, он увидел, что я смотрю на него, и на минуту наши взгляды соединились, прежде чем он опустил глаза назад, к безопасной книге.
Когда он читал, его голос был довольно уверенным, хотя время от времени он запинался на устаревших выражениях или нажимал на неверные слова, когда не понимал контекст. «Ты больше слез вредишь… ему… словами», — обращался он к Джульетте, которая вещала голосом Фрэнка Паченко, вытянувшего эту роль. Когда это случилось, по классу прокатилась волна смешков, но Фрэнк поспешно напомнил, что во времена Шекспира все роли в театре, даже женские, исполнялись мужчинами. Вообще-то наружность и манеры Фрэнка не вязались с образом типичного 14-летнего подростка: его рука первой вздымалась в воздух, когда я задавала вопрос, а его очки были слишком большими и круглыми для его возраста. Иногда я видела, как он обращается к Джеку, — обычно это были торопливые вопросы, на которые Джек отвечал тихими краткими фразами. Но была между ними и некоторая фамильярность, это дало мне повод предположить, что они знают друг друга с детства, несмотря на различные ступени в социальной лестнице, на которых они находились: Джек был своим в кругу популярных спортсменов, хоть и держался особняком, в то время как Фрэнку достался утешительный приз в виде достижений в учебе. Фрэнк не обладал выдающимся умом: во всех его работах доводы были весьма примитивными, а лексика — скудной. Зато выглядел он как начинающий академик — рубашка, заправленная в шорты, сидевшие на нем слишком высоко, громоздкие белые кроссовки, впрочем, производившие впечатление, что их никогда не надевали.
