Идол | страница 18
Если бы ты остался в Турине… — начала, было, Мина. Но тут же, оставив первоначальную мысль, добавила: — После первого посещения, тебя уже больше не остановишь. Ты захочешь прийти во второй раз, в третий и так далее… А тебе надо подумать и о твоих сбережениях.
— Мне бы только поговорить с тобой, Мина.
— Не надо, я скоро приду к тебе сама.
Как-то вечером, когда я сидел в какой-то забегаловке за тарелкой супа, я стал невольным свидетелем одного разговора, который вели какой-то мужчина и женщина. Речь шла об одном преуспевающем агентстве. О том, чтобы устроиться на работу представителем какой-то фирмы, не могло быть и речи, поэтому меня устроила бы любая временная работа. За бутылкой вина мы разговорились. Я смотрел на лица этих людей с бесконечной печалью. В те дни, когда меня на время переставали мучить муки ревности, появляясь на людях, я производил впечатление человека, смирившегося со своей судьбой. Девушка была худенькой, в поношенном плаще, и волосы у нее то и дело набегали на глаза. Мужчина, этакий рабочий-крепыш, все время медленно посасывал свою сигарету. Они были безработными уже несколько месяцев. Ему, наконец, удалось устроиться садовником, и это был первый ужин, за который они могли уплатить своими деньгами. Девушка все время молчала и только поддакивала, не сводя с меня своих глаз.
На следующий день я бросился со всех ног в это агентство, но работы у них не оказалось.
В Турин мы вернулись только в конце марта. Моя старая хозяйка сохранила за мной мою квартиру, но мне было как-то не по себе, оттого, что я предстал перед ней с совершенно осунувшимся лицом. Я стал нервным и мог завестись от одного единственного слова.
Мина собиралась отправиться в отпуск, чтобы, как она говорила, побыть немного в роли этакой «испорченной девчонки». Потихоньку у неё на щеках стал появляться румянец, но она по-прежнему подкрашивала свои слишком бедные губы. Да и складка, появившаяся у нее на лбу, становилась все более отчетливой. Разговаривала она со мной весьма сердечно и часто интересовалась, продолжаю ли я её любить.
Но она вновь вернулась в тот же дом, несмотря на все мои мольбы не делать этого, ради её же жизни, и поехать, хотя бы ненадолго, в деревню, подумать, наконец, о самой себе. В один из первых дней она мне сказала, что прекратит свое занятие. И, действительно, почти все вечера мы проводили вместе. Но однажды в полдень, когда я набрался смелости зайти к ней, мне сообщили, что она занята. И я медленно поплелся назад домой.