— Я должно быть, Гвидо, сейчас тебе противна? — спросила меня она и посмотрела пристально в мои глаза.
— О, Мина, я принимаю тебя такой, какой ты есть.
— Знаешь, — я сказал ей, перед тем как расстаться. Мне это, может, даже доставляет удовольствие. Более того, иначе я и не мыслю. — Мина улыбнулась мне как-то неопределенно и тут же удалилась.
Через два дня мы отправились в Милан. Я убедил ее, что в Турине мне было бесполезно на что-нибудь рассчитывать, а в Милане я мог бы попытаться устроиться на работу в одну из конкурирующих фирм. Мы остановились в гостинице, и Мина провела со мной целых два дня и две ночи. В Милане я был всего лишь залетной птицей. У меня было два счастливых дня. Мы их провели, прогуливаясь по бесконечным, незнакомым улицам, тесно прижавшись, друг к другу, и, разглядывая витрины магазинов. Возвращались к себе в номер только с наступлением ночи, со смеющимися глазами на лице. Эта комната в гостинице глубоко запала мне в сердце, так как Мина своим присутствием наполняла её и трепетным чувством, и жизнью. Стояли последние, ясные дни октября, и, казалось, что растения и дома прогрелись насквозь приятным теплом.
Затем Мина ушла к себе. Я же написал своим хозяевам и попросил их доверить мне
осуществление контроля в новой провинции. Мне ответили, что, если я не возобновлю работу в зоне моей ответственности, меня тут же лишат моих представительских и эксклюзивных прав. Но я даже не удосужился им ответить, и начал искать работу в городе.
Наступил ноябрь с противными дождями и туманами. Жил я в глубине какого-то дворика, в комнате, лишенной воздуха и женского уюта. Свою кровать я никогда не прибирал. И наводил порядок только тогда, когда ко мне приходила Мина. Но приходила она редко, так как по утрам она чувствовала себя совершенно разбитой.
Я мог часами лежать на кровати, уставившись на приоткрытую дверь, и, прислушиваясь к шуму дождя, а позднее — наблюдать за полётом снежинок. У меня еще оставалась несколько тысяч лир, но питался я нерегулярно, так как думал, что они мне ещё могут пригодиться, если мы поженимся. Когда я в оцепенении блуждал по улицам, меня буквально захлестывали мрачные мысли, и, я завидовал даже дворникам, которым посчастливилось найти работу.
Мина жила в особняке, построенном в строгом классическом стиле. Дом помещался в глубине улицы и примыкал к парку, уже лишенному листвы. Помещения особняка отапливались хорошо, повсюду были развешаны ковры. Об этом я узнал, проводив как-то Мину домой. Здесь ей платили больше, и меня вновь обуяла ярость. Среди посетителей преобладал народ праздный, богатый и многие из них были уже в возрасте. Об этом Мина призналась мне сама. Но мне было бы легче перенести подобное унижение, если бы она принадлежала какому-нибудь солдату, или же — просто рабочему. О том, чтобы зайти туда, как поступали другие, не могло быть и речи. Иногда ночью от злости я не мог сдержать слез, но достаточно было мне вспомнить её властный взгляд, как я тут же успокаивался. Я чувствую себя в этом городе совершенно одиноким, — признался я как-то Мине, — Мне ничего не удается здесь найти, несмотря ни на какие усилия. Город буквально давит на меня и представляется мне таким чужим и громадным. Иногда в сумрачные полдни мне становится настолько холодно, что я готов даже расплакаться. Мина, не могу ли я зайти к тебе?
