Иногда тоска, невыносимо теснившая мою грудь, вырывалась наружу жалобным стоном, но Мина на него лишь только меланхолически улыбалась. Вначале я пытался было шутить, но вскоре я уже начал подумывать убить её. О чем я признался ей, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.
Теперь я для неё был, прежде всего, безработным. По-прежнему я поджидал её на прежнем месте. Затем я обычно сопровождал её в её прогулках по магазинам. Это занятие ей нравились, и она его никогда не пропускала. Иногда я тщетно пытался уплатить за какую-нибудь покупку. Когда же я оставался вновь один, я принимался вышагивать подле её магазинов, в тех, что продавались духи и нижнее белье, и не мог не вспомнить о ней без содрогания.
— Мина, — шепнул я ей, когда мы лежали рядышком, — каждый раз, когда мне доводиться смотреть на тебя, или же ты глядишь на меня, у тебя с лица ни на миг не сходит серьезное выражение глаз. Я слышал, что женщины любят закатывать глаза. Тебе что, не удается это делать?
— Тогда чем же ты так заинтригован? — улыбнулась Мина мне.
— Просто, я люблю тебя, — ответил я тихо.
— Но, если ты, действительно, любишь меня, то тебе должно быть приятно и так, — заметила она и прижалась ко мне.
В тот день мы, молча, спустились по лестнице, и, также, молча, принялись прогуливаться. Накрапывал дождик. Мы шли под руку и старались держаться ближе к домам. Я ощутил первые спазматические признаки, предчувствуя неизбежность скорой разлуки.
— Гвидо, что это с тобой?
— Так, ничего, я доволен.
— Послушай, Гвидо, ты помнишь, что говорила Нучча в тот день?
— Что ты собираешься ехать в Болонью?
— Нет, Гвидо, в Милан, — поправила Мина, и состроила гримасу. — Это то, что она сказала раньше, до того как она начала говорить об Аделаиде.
Я ничего не мог вспомнить.
— Она еще сказала, что хозяйка скверно обращается с Аделаидой. Теперь ты вспомнил? — Я утвердительно мотнул головой. — Гвидо, мы все немного похожи на Аделаиду. Все это происходит от той жизни, которую мы ведем. И это совсем не прекрасная жизнь, Гвидо.
Устремив свой взгляд вперед, и, ничего не видя перед собой, я собрался с силами и нарушил наступившую тишину. — Ты как, Мина, поедешь туда с Нуччей?
— С кем, не имеет никакого значения.
Я испытал какое-то странное чувство облегчения, несмотря на то, что находился в положении униженной стороны. С трудом заглатывая влажный воздух, я машинально нервно сжимал локоть Мины. Наконец, без видимой на то причины, мы остановились на углу улицы.
