— И я пришла… о, дорогой. Я пришла, чтобы отужинать вместе с тобой.
Видишь ли, Мина, мне никак не удается выбросить из головы того типа — ты его помнишь — это было тогда, во вторник, вечером, когда ты приревновала меня к Аделаиде. Он был в очках, этакий плюгавенький… Я всё думал, а, что, если ему вздумается прийти к тебе сегодня.
Мина сощурила глаза, как бы вспоминая что-то. После чего скорчила гримасу.
— Вспоминаю,… в тот вечер ты был страшно зол. Почему ты пришел тогда? Ты заставил меня сильно страдать.
— А каково мне, Мина. Но, скажи мне всё же, тот тип — не приходил больше?
— Но почему тебя интересует именно он?
— Да, потому что я видел, что ты предала меня именно с ним.
— Предала тебя? — улыбнулась Мина. — Разве, я могу кого-нибудь предать?
— Ты можешь заставить страдать самого дьявола, если ты этого захочешь.
— Ну, а вчерашний день, Гвидо? Разве это был ад?
То было прекрасное утро, мы сидели напротив витрины, отсвечивавшейся на солнце. Утро было прекрасным, но руки мои дрожали. К концу разговора Мина заметила это. — Отчего у тебя дрожат руки?
— Остановить эту дрожь сможет только обручальное кольцо.
Мина громко рассмеялась, мои слова её развеселили. — Когда ты говоришь подобные вещи, ты просто прелесть, — сказала она и улыбнулась.
С того дня я стал словно безумный. Сократил свои поездки, и пытался за день проделать работу, на которую обычно требовалось затратить целую неделю. В офисах, где я теперь появлялся очень редко, качали головой и готовились к тому, чтобы расстаться мной. За текущий месяц я смог получить только половину обычно получаемой комиссии. Я проводил нестерпимо долгие полдни, уединяясь, и, предаваясь, мечтам о будущем. Думал о Мине, кутающейся в свой белый плащ, и, стараясь не мучить себя воспоминаниями о недавно пережитых мгновеньях физической близости с ней. Особенно жутко было по вечерам, когда я находился словно бы в медленно сжимавшихся тисках, и слезы непроизвольно сами набегали на глаза. Я не выдерживал напряжения: громко стонал и чувствовал себя таким покинутым. Иногда я напивался, и тогда слезы и стоны вырывались из моей груди, словно какой-либо насмешливый рокот, ещё более ужасный, чем все, что было до этого. Я отравлял себе напитками желудок. Но и это не помогало мне забыться. Наконец, я засыпал, сжимая в руках подушку.
Мина, такая безжалостная и бесконечно обожаемая, время от времени возвращалась ко мне. Относилась она ко мне всегда с нежностью, но постоянно отвергала все мои просьбы выйти за неё замуж. Я стал трусливым, боялся выдать свое душевное состояние и попросить её ещё раз прийти ко мне. Меня приводила в замешательство та решительность, которая не покидала её глаз, и её обычная фраза, не сулившая мне ничего хорошего: «Если ты меня любишь, то постарайся понять меня».
