Светило солнце. Пахло сосной и эвкалиптом. Мне чудилось, что пахнет морем, его темным, сырым, соленым дыханием. Стрекотали цикады, порой из долины доносилось завывание электропилы. Нет, мне не о чем беспокоиться. Завтра я поеду в Рок-Харбор, а сегодня найду отель у моря, сяду на террасе и буду смотреть, как стремительно наступает ночь. В Австралии порой кажется, будто до сумерек еще далеко, но вдруг буквально за несколько минут голубое небо делается темно-синим, потом черным, и наступает ночь.
26
В Рок-Харборе было четыре улицы, а еще маленький причал, у которого стояло несколько яхт и моторок, магазинчик с кафетерием, почтовое отделение, контора по торговле недвижимостью и чугунный солдат на каменном постаменте, поставленный здесь в память о павших на двух мировых войнах, а также на корейской и вьетнамской войне. Я объехал четыре улицы, пустовавшие не из-за раннего часа, как мне сначала подумалось, а из-за того, что летние домики еще не были заселены отпускниками. Ни улицы, ни дома с табличкой «Ред-Ков» я не увидел. Я зашел в магазинчик, чтобы навести справки.
– Вы ищете Айрин? – Седовласый, незагорелый, с красноватыми глазами человек, сидевший на стуле возле барной стойки, отложил книгу и встал.
Айри-и-ин? Ирена, три коротких слога, три гласные, три ноты песни, три такта вальса – имя, которое хочется пропеть и протанцевать. «Айри-и-ин» тянется, будто изжеванная жевательная резинка.
– Она живет в часе езды отсюда. У вас есть лодка?
– Я приехал на…
– Туда можно добраться только на лодке. Но можете подождать ее здесь. Раза два в месяц она заглядывает сюда и вчера была здесь. Позвонить ей нельзя, она вне зоны доступа.
– А катера вдоль берега ходят?
Он рассмеялся:
– Паромы? Нет, ничего подобного у нас нет. Мой сын отвезет вас туда на моторке. И заберет обратно, если вы уже знаете, когда захотите обратно.
– Я позвоню…
– Позвонить оттуда нельзя…
– А может ваш сын отвезти меня туда прямо сейчас? И сегодня же вечером забрать обратно?
На сей раз он дал мне закончить фразу. Кивнув, он пригласил меня за один из столиков на террасе, чтобы я подождал Марка, его сына. Сидя за столиком, я услышал, как он говорит по телефону. Затем он принес два бокала пива, подсел ко мне и представился. Раньше он жил в Сиднее, но город ему надоел, поэтому вот уже семь лет он живет здесь. Он любит море и покой, то, как городок просыпается к началу отпускного сезона, любит суету летних месяцев, послесезонное время, когда на несколько недель летние домики за скромную плату снимают писатели и художники, а потом опять наступает затишье. К нему все заглядывают: молодые семьи, старики, подростки, художники.
