– Там, где она живет, я бы жить не стал. Места красивые. Но одной красотой… ведь вокруг ни души. Что привело вас к ней?
– Мы давно не виделись.
– Знаю. – Он рассмеялся. – Иначе бы мы с вами уже встретились. Когда вы виделись в последний раз?
– Много лет тому назад.
Он оставил меня в покое. Потом пришел Марк, отвел меня к лодке, допотопному баркасу, запустил двигатель и отчалил. Он стоял в каюте за штурвалом, я сидел на скамеечке перед каютой, подставив лицо солнцу и ветру. Все прибрежные горы выглядели одинаково, баркас размеренно покачивался, плескались волны, ровно постукивал мотор. Я заснул.
1
Я проснулся, когда Марк заглушил мотор. Баркас несло в бухту, прямо на мол. Неподалеку от него Марк вновь включил мотор, направил лодку к концу мола и причалил там.
– Сегодня вечером, в шесть?
– Да. – Я спрыгнул на причал. Отчалив, Марк направил баркас в море. Я смотрел ему вслед, пока он не достиг окончания бухты и не скрылся из виду. Потом я обернулся.
На берегу стоял одноэтажный каменный, крытый черепицей дом с пристроенным навесом, опиравшимся на каменные колонны. Он выглядел так, будто стоял здесь вечно и останется стоять навсегда. Будто с его помощью культура и цивилизация отвоевали себе место в этой глуши, чтобы охранять и защищать себя.
По дороге от мола к дому я увидел другой дом, деревянный, в два этажа, построенный таким образом, чтобы из него открывался вид на морскую даль, хотя сам дом скрывался за деревьями и был издалека незаметен. Если дом на берегу казался поставленным навечно, то дом на холме походил на временное пристанище. Его нижний этаж опирался на бревна, настолько просевшие, что смотреть страшно. Крыша и балкон провисли, некоторые оконные рамы покосились, поэтому окна не закрывались. Все окна и двери были распахнуты настежь. На ветру полоскалась вылетающая из окна занавеска.
Дверь дома на берегу была закрыта. Постучав, я подождал, затем шагнул внутрь просторного помещения с железной печкой, старой чугунной плитой, буфетом, столом и несколькими стульями, затем прошел в небольшую комнату с кроватью, ночным столиком и шкафом. Оба помещения выглядели нежилыми, – вероятно, Ирена живет в теплое время года наверху, а сюда переселяется лишь в холода. Задняя дверь вела из дома к водяному насосу и дощатому туалету.
Я посмотрел на верхний дом. В нем ничего не переменилось, окна и двери оставались открытыми, на ветру продолжала полоскаться занавеска. Я почувствовал, что не найду Ирену и наверху. Я мог бы обойти там комнату за комнатой, окликая Ирену, осмотреть ее пристанище, понять, как она живет, но мне не хотелось этого делать. На холме она вскопала ступеньками огородные грядки, где посадила салат, помидоры, горошек, кусты малины. Все требовало поливки.
