Здесь и жил похититель мальчиков.
Только комната была пуста.
Хлопнула входная дверь. Шаляпин бросился к окну и отвел в сторону гардину. За стеклом, покрытым мелкими водяными каплями, было уже темно, но свет фонаря освещал открытые ворота и тень, мелькнувшую на мгновенье.
– Догоним? – возбужденно предложил певец.
– Попробуйте!
Певец выскочил в дверь, ведущую в общий коридор, и я услышал, как он прогромыхал шагами до двери, а потом увидел его в окне – бегущего в ту же сторону, в которой скрылся доктор.
Сам я и не думал догонять прыткого убийцу, а то, что именно он убийца, я уже и не сомневался – из-за найденной нами детской одежды в его подвальном логове. Нет, увы, годы мои были не те, чтобы так резво бегать. Вместо этого я повернулся к комнате и начал изучать ее спартанскую обстановку. Если бы я был Шерлоком Холмсом или Натом Пинкертоном, возможно, подмеченные детали раскрыли бы передо мной всю личность и характер преступника. Но я мог полагаться только на свою репортерскую наблюдательность – возможно, она и не уступит навыкам литературных сыщиков, кто знает?
Итак, что я знал заранее? Эта часть доходного дома, выходившая торцом на Подколокольный переулок, заселялась «чистыми» жильцами – небогатыми приезжими, чиновниками нижних рангов, студентами, получавшими средства от родителей из других городов. Конечно, стены были оклеены обоями, но совершенно уже потерявшими свой первоначальный цвет, украшенные желтыми потеками, отставшими у потолка. Из мебели был только старый письменный стол у стены – собрат того, оставшегося внизу, а также платяной шкаф, разделявший комнату на две части, буфет с разными безделушками и кровать рядом с входом в подвал. Она была застелена ветхим шотландским пледом вместо покрывала. Сама дверь, ведшая вниз, была оклеена теми же обоями, что и стена, и когда я ее закрыл, сделалась почти незаметна со стороны.
Не успел я перейти к буфету, чтобы осмотреть стоявшие на нем предметы, как вернулся тяжело дышавший Шаляпин.
– Ушел?
– Ушел, скотина! – кивнул певец, валясь на табурет у стола. – Что это?
Он указал на складное инвалидное кресло, стоявшее в углу возле двери.
– Странно, – пробормотал я. – Зачем ему кресло, если он так быстро бегает?
Я вернулся к изучению буфета.
– Промок, пока бежал, – пожаловался Шаляпин. – На улице дождь, слякоть. Ни черта не видно. Я так и не понял, куда он именно свернул из переулка – на Яузский или Покровский бульвар.
– Ничего, Федор Иванович! Теперь-то мы его отыщем. Даже если он снимал комнату под вымышленным именем, все равно он может сюда вернуться.
