Но тут я с досадой остановился, топнул ногой и, махнув стоявшему у обочины извозчику, забрался в коляску, приказав отвезти себя к полицейскому моргу.
Морг представлял собой новое двухэтажное здание в глубине старого неухоженного сада. Стены, покрашенные в белый и голубой цвета, выглядели свежо, но окна, почти до конца тоже закрашенные белым, намекали, что внутри скрывается совсем другая атмосфера. Войдя в прихожую, я вызвал к себе знакомого по репортерской работе патологоанатома Зиновьева. Доктор пришел довольно быстро, вытирая руки вафельным полотенцем, и радостно со мной поздоровался. Небольшого роста, с обширной лысиной и черной бородой, торчавшей лопатой. Его веселая манера обращения и озорные татарские глаза никак не вязались с картинами препарирования трупов. Но я знал Зиновьева как одного из лучших специалистов своего дела.
– Доктор, – сказал я. – К вам вчера уже поздно вечером должны были привезти с Хитровки зарезанного мальчика.
– А! Мальчик-загадка! – воскликнул доктор.
– Почему загадка?
– Ну как же! Сплошная загадка этот ваш мальчик! Хотите его увидеть?
– Если возможно, то да. И не только увидеть, но и получить вашу консультацию.
Зиновьев энергично почесал ухо:
– С какой целью интересуетесь? Вряд ли по родственной части, а? Значит, по репортерской?
– Именно по репортерской.
– Ну, тогда могу вас удивить. Сам сегодня удивлялся… Впрочем, пройдемте!
Мы пошли по широкому коридору, покрашенному бежевым, откуда широко распахнутые двойные двери вели в небольшие залы с прозекторскими столами – почти на каждом лежало тело. И далеко не все они были прикрыты от нескромного взгляда чистыми простынями. Несмотря на то что в морге не топили и было прохладно, дух разложения чувствовался отчетливо.
– Запах не беспокоит? Предложить вам одеколону на платок? – спросил Зиновьев.
– На войне обвыкся, Павел Семенович, – ответил я как можно беспечней. Но я лукавил. После сражений мы и турки старались как можно быстрее собрать и похоронить своих мертвецов, опасаясь, что разложение и сопутствующие ему мухи приведут к распространению заболеваний.
Наконец, миновав помывочную, откуда доносился шум воды – то очередного покойника обрабатывали холодной струей из шланга, пройдя мимо кабинета самого Зиновьева, мы вошли в небольшую комнату, где помещалось всего два стола. Один из них пустовал, а на другом лежало тело, покрытое простыней. Торчали только длинные костлявые ступни с кривыми пальцами, на один из которых веревочкой прикрепили клеенчатую бирку с цифрами, написанными химическим карандашом.
