– Да, правда, правда, – пряча улыбку, ответил я. – Придешь домой посмотри в Интернете статью про афазию.
Пирогов почесал в затылке.
– Каких только болезней не встретишь в этом мире, – подивился он. – Я думал, вы шутите.
– Да какие уж тут шутки, – вздохнул я. – Проказы разума непредсказуемы.
Пока мы с Лехой разговаривали, на посту появилась медсестра Люба. Дождавшись, когда она уйдет по своим медсестринским делам, я затащил Алексея в «предбанник» палаты напротив и, распахнув дверь шире в правый бокс, сказал:
– Посмотри внимательно.
Леха сунул голову в бокс.
Вадим Савельев и Василий Николаев лежали в тех же позах – вытянувшись, задрав голову и приоткрыв рот, – что и три дня назад, когда я к ним заглядывал. Кто из троицы вор в законе уже определилось, а вот кто из оставшихся – Савельев или Николаев – полицейский, а кто прокурор, до сих пор было неясно. Освободившееся место Посылаева занял очередной больной. Судя по тому, что он тоже лежал, задрав голову, приоткрыв рот, и тяжело дышал, он тоже из неходячих, как и Савельев с Николаевым.
Леха, внимательно осмотрев каждого в палате, отрицательно покачал головой:
– Нет… Нет его.
Оставался последний человек, кого я хотел бы показать Пирогову, и я подтолкнул Леху к двери в соседний бокс. Мы оба заглянули в него. Сергей Васнецов все еще находился в коме, от его тела к установке за спинкой кровати в изголовье тянулись провода, нос и рот закрывала прозрачная маска.
– Он? – спросил я вяло, поскольку моя затея с опознанием мне казалась уже глупостью.
Леха напрягся и замер. Несколько мгновений он стоял не шевелясь, затем, не отрывая взгляда от Васнецова, бросил мне:
– Я подойду ближе. – И он, перешагнув порог бокса, двинулся в глубь помещения.
Я пошел за ним. Приблизившись к больному, Пирогов остановился и всмотрелся в его лицо.
– Знаешь, Игорек, – произнес он медленно. – Мне кажется, что это он.
Теперь пришел мой черед напрячься.
– Смотри внимательнее.
Леха, продолжая разглядывать находившегося в коме Васнецова, медленно, словно рассуждая вслух, проговорил:
– Исхудал, конечно, болезнь никого не красит. Небрит, но это он. Да-да, он, Игорек, – произнес Пирогов уже более уверенно, – сомнений нет.
Сердце в моей груди застучало сильнее. Неужели я нащупал нечто важное, ведущее к раскрытию тайны убийств, происходящих в больнице? Явно меня что-то связывает с лежащим передо мной в кровати человеком, но вот что? На этот вопрос ответа пока у меня не было.
