— Я могу еще! — сказал Вацлав, закусив губу. — Я не инвалид!
Он с силой дернул весло, стараясь не выдать себя болезненной гримасой. Далматинец несколько минут молча наблюдал за ним, потом решительно отрезал:
— Вставай, Вацлав! Это приказ! Сейчас же вставай!
Словак молча бросил весло.
— Только испортишь себе руки! — добавил далматинец. — А пользы никакой!
— Это не по-товарищески! — хмуро возразил Вацлав. — Мы все здесь равны!
Далматинец чуть заметно усмехнулся.
— Ладно! Пущу тебя еще раз, но сначала перевяжи руки!
Все носовые платки в лодке отдали Крыстану. Он уже немного успокоился, но стертые в кровь ладони причиняли острую боль и дрожали, как у лихорадочного. Правая рука так была стерта, что кровь просочилась сквозь носовой платок и пришлось повязать поверх него еще один. В горле было совсем сухо, и Крыстан тяжело дышал.
На весла сели Стефан и печатник. Сильные и выносливые, они взяли хороший темп, хотя печатник греб впервые в жизни. Освоился он довольно быстро, хотя загребал слишком глубоко и напрасно тратил силы.
— Полегче загребай и посвободнее! — наставлял его далматинец. — Налегай не только руками, а всем туловищем!
Капитан облокотился на корму и отдыхал. Несмотря на усталость, он с интересом разглядывал студента. «Что-то есть в этих людях, — озадаченно раздумывал он. — Что-то такое, чего нет в других». Адамаки, конечно, силен, но его сила лишь в деньгах. Пристав тоже силен, но вся его сила в полицейском мундире. Грузчик Диаманди силен, как слон, и может столкнуть с места целый поезд. Но в этом ли истинная сила? Если бы Диаманди попал к ним в лодку, то, может, спасовал бы перед этим хилый студентом, который даже не охнул, когда из его рук сочилась кровь.
Особенная у них сила, но в чем она — до этого капитан никак не мог додуматься. От ума она исходит или же от сердца? Капитан знал и более умных, и более сердечных, но в них не было такой силы. А этот, коренастый, который стрелял по дельфинам… Какой у него пронизывающий, суровый взгляд! В нем чувствуется грозная сила!
Студента капитан считал очень слабеньким, но, как видно, ошибся.
Да, он ошибся! Исподтишка наблюдая за студентом, он видел, как тот страдает. Даже во взгляде у него отражается острая боль. Чудак человек! Зачем он довел себя до этого! Из пустой гордости или просто из упрямства? Нет, скорее всего, ни то, ни другое! Вот он сидит, бледный, и тяжело дышит открытым ртом. И в горле, наверное, сухо. Ему во сто раз хуже от жажды, чем от боли…
