Как ты ни пыжься, как ни старайся соблюсти в себе здравый рассудок, все равно чувствуешь, как она тебя затягивает, если тебе подносят разное художество, когда душа просила ясных слов.
В те дни так и повелось у меня с мистером Шекспиром.
Скажет он что-то гадкое, что-то прекрасное скажет, и сразу на меня как туча найдет, сразу как яркий луч меня слепит.
Чувствую — сейчас закрутит он меня в своих словах, и я пропала.
Случалось сплошь да рядом.
Вот и теперь случилось.
Оглянуться не успела — плачу ему той же негодной монетой.
— Насчет июня — это ты не льсти себя надеждой понапрасну, — говорю. — Ты, по крайней мере, август.
Потом взяла себя в руки.
Бросила напрасную игру словами, разумно повернула разговор.
— Ладно, плюнь, чепуха все это, — говорю. — По правде — твоя мамаша всегда мне говорит — по правде, на сколько себя чувствуешь, столько тебе и лет.
И в ту самую минуту, как я припомнила мудрость его матушки, прилетела чайка и нагадила на голову моему супругу.
С бровей у него потекло.
И снова он мне улыбнулся.
На сей раз печаль была в его улыбке, притом печаль, ни с какими чайками не сообразная.
Между прочим, то выражение его в тот миг, в апрельский день на Темзе, мне привело на память, как он улыбался, когда нас венчали.
Долгие годы я всё старалась забыть ту его венчальную улыбку.
Кое-что вовеки не забудешь.
Он стоял, переминался с ноги на ногу в зимнем солнечном луче в часовне, в Графтонском соборе, и он улыбался, улыбался, а чему улыбался, так я и не могу понять.
До сих пор мне вспомнить страшно ту самую распечальную его улыбку.
Глаза мистера Шекспира тут были ни при чем.
Улыбка была пустая.
Одними губами.
Без всякого, без самомалейшего смысла была улыбка.
Но тут я отвернулась и собственные свои глаза обратила на головы предателей, выставленные на Лондонском мосту.
— Матери не всегда не правы, — со вздохом сказал мистер Шекспир. — Но в таком случае, полагаю, я завтра же отправлюсь к праотцам.
Это ж надо — так голову морочить, а?
Да ладно.
Прямо сама не знаю, и что он в точности хотел сказать?
Он, ясное дело, чудно, по-своему, хотел сказать, что прежде времени состарился, и всё.
Один он, что ли?
А сам макушку утирает, лоб, пальцы свои разглядывает.
Я кончила свой счет.
Люблю считать, когда могу.
Раз-два-три-четыре пять, вышел зайчик погулять.
Помогает на жизненном пути.
Шесть-семь-восемь-девять-десять, Катерина тесто месит.
Не то чтоб я думала, что кроме математики на свете все не в счет.
Но я кончила свой счет этим мертвым головам.
