Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений | страница 7
— Тридцать два, — говорю.
Мой супруг глянул на меня свирепо:
— О чем ты, женщина? Тридцать!
На следующий день поскольку было, видите ли, тридцатое деньрожденье великого человека.
— Да не про твою черепушку речь, — говорю. — Про ихние!
И показала.
Сама знаю, это грубо — показывать.
Но что мне было делать.
Я ткнула пальцем в черепа, вздетые на шесты по всему мосту.
— Ты убедишься, что их тридцать три, — сказал мистер Шекспир.
Я пересчитала.
Ясное дело, он оказался прав.
Чуть ли не с закрытыми глазами, а все всегда он видел.
Прямо удивительный был человек, мой мистер Шекспир.
Я всегда похвалю, если есть за что.
Я поплевала на рукав и помогла ему счистить дерьмо той чайки.
Глава седьмая
Лебеди
Эти лебеди были на вид серые, как старые гуси, тогда на Темзе.
Не видать мне Царствия Небесного, ей-богу, правда.
Да, это я сама так говорю, но здесь-то хорошее сравнение.
Сравнение, по-моему, удачное и верное, без выдумок.
Не то что эта дикость — сравнивать человека с летним днем, с зимним днем, пусть хоть бы и с осенним.
Лебеди — это лебеди, а гуси — это гуси.
Уж мне ль не знать.
Но те лондонские лебеди в тот день были чумазые, как гуси.
Спины, шеи, перья — всё в саже.
Крылья — прямо беда.
Длинные свои шеи они от холода втянули.
Вверх-вниз их мотало на черной масляной воде, и они дрожали.
А у меня дрожало все внутри.
Ведь у кого глаза плохие (Сусанна моя, к примеру), тому бы простительно подумать на этих бедных лондонских лебедей, что гуси они и есть.
Мистер Шекспир стоял и пальцами расчесывал свои жидкие волосы.
Руки — как пергамен. Свет, хоть и хиленький, а прямо их просвечивал насквозь.
И взгляд в глазах такой стоял, как звук бывает — когда вот глина плюхает на гроб.
Я про себя подумала: улыбайся он, не улыбайся, видно, не очень он повеселел от того, что натворила чайка.
Мой супруг.
Бедный мистер Шекспир.
Бедняжечка обосранный.
Бог не бракодел. Одно к одному — все ладит точно.
Очень печальный будет мой рассказ.
Учитывая всё, никак не скажешь, что это было в один прекрасный день. И на мосту, где мы стояли, не хуже и не лучше было, чем везде.
И все-таки печаль — самое слово.
Скажите про меня и мистера Шекспира — печальные, и попадете в точку.
Очень печальный будет мой рассказ.
Глава восьмая
Сусанна
Сусанна — моя дочь.
Наша с мистером Шекспиром.
Первый плод нашего союза.
Первый плод и лучший самый, хоть не пристало матери любимчиков иметь.
Первый плод и самый зрелый в мудрости, это уж ясное дело.
Моих дорогих дочек, что одну, что другую, я равно люблю, но Сусанну, ее любить всегда было легче.