.
Он лежал между двух серебряных шандалов. Я обняла его за шею.
Он улыбнулся.
— Виси, как плод, — он мне сказал. — Виси, как плод, душа моя, на этом дереве, покуда не погибло[47].
Может, подумал, что стоит он.
И вдруг все лицо его погасло.
И вот опять я удивляюсь.
Но может, просто так уж устроен человек?
Глава восемнадцатая
Не она
А потом дождь перестал, я помню это.
Кончился апрельский ливень.
Дождь кончился почти сразу же, как мне расхотелось кушать ту лондонскую вишню.
Заиграла музыка и прошлась мимо нас по улице.
Две флейты, четыре скрипки, гобой, виола и еще один паренек в бомбардой.
И все за главным за своим идут послушно так, как цыплятки за курицей.
Я захлопала в ладоши, стала слушать. Но моему супругу, кажется, хотелось поскорей уйти.
Я удивилась. Он слушать музыку всегда любил.
Протопали те музыканты мимо, свернули за угол, и уж тогда мы тоже снова медленно пошли.
И как только мы пошли, я улыбнулась ему и говорю:
— А я рада, знаешь.
— Чему? — мистер Шекспир удивился.
— Рада, что ты мне рассказал про то, что сочиняешь свои сонеты.
— Ну что ж, — сказал мистер Шекспир.
— Очень приятно было это узнать, — я говорю ему, сама — сахар медович.
Мой муж нахмурился.
— Что тебе приятно было узнать? Что я написал так много сонетов?
— Нет, — я ему отвечаю. — Мне приятно было узнать, что у тебя есть кто-то, кому ты сочиняешь так много сонетов.
Мистер Шекспир свесил голову.
Тень от павлиньего пера ему упала на лицо. Перо все грязное, замызганное. Дождь вовсе не пошел богатому павлиньему перу на пользу. В ту минуту оно скорее походило на знак оскорбленной гордости.
Ну, и тут я выказала своему насупленному супругу все свое осуждение, притом нарочно говорила чувствительным, ребячьим голоском.
— Мне очень приятно, что у тебя есть кто-то, — я сказала. — Мне очень приятно, что у тебя есть для кого стараться и сочинять свои сонеты. И тем более мне приятно, что кто-то, для кого ты сочиняешь свои сонеты, такие качества имеет, что ты сочиняешь так много сонетов.
Я потянула его за рукав, чтоб он остановился.
Протянула руку к его лицу.
Он даже рот открыл.
И в этот открытый рот я ему бросила крупную вишню.
— Да еще плату получаешь, — говорю.
Мистер Шекспир поперхнулся.
— Сто с лишним, — говорю. — Она обожает небось сонеты.
Я похлопала мистера Шекспира по спине.
Он заглотнул эту вишню, всю, с косточкой.
— Небось она жить не может без сонетов, — я говорю. — Небось она на сонетах помешалась.
Мой супруг откашливался и плевался.
