У нас в селе каждая улица отдельно справляет праздник урожая. У каждой улицы свой день. Соседи заходят друг к другу в гости, но чтобы с чужих улиц — это редко бывает. А Темиркан взял и пришел. Скучно ему без меня. Как будто за ним вестника прислали с приглашением.
Я был во дворе у Бимболата. Увидел своего врага и хотел потихоньку улизнуть. Но Темиркан схватил меня за шиворот:
— Ты куда?
— А тебе какое дело?
— Дело найдется! — забрал в кулак ворот моей рубашки и крутит.
— Рубашку порвешь, пусти!
— Ничего ей не будет!
Я рванулся и услышал, как затрещала моя новая рубашка.
Мне так было ее жаль, что не удержался и заревел. В чем же я завтра в школу пойду? Отбежал к плетню и поднял валявшийся булыжник.
— Эй-эй, ты чего? — крикнул Темиркан.
Кто стоял рядом с ним, бросились в стороны: наверно, испугались, такой у меня был вид. Булыжник угодил Темиркану в ногу. Он присел от боли. До того я ненавидел этого парня, что запустил бы и в голову, будь еще камень под рукой или палка! Темиркан только морщился и прыгал на одной ноге — не заплакал. А какая это месть, если обидчика не заставишь заплакать?
Я стоял и смотрел, как он потирает ногу. Надо бы уйти, а я стоял и смотрел.
Даже когда Темиркан подскочил ко мне, я не сдвинулся с места. А влепил он здорово… Я упал лицом в пыль, он приподнял за шиворот и еще раз двинул.
Растирая слезы и грязь по лицу, я поплелся куда глаза глядят. Прошел один переулок, свернул направо. Потом еще один прошел. Дом Темиркана третий. Тут я вовсю заревел. Из ворот вышла какая-то женщина.
— Ты чего плачешь? Обидел тебя кто?
Сказать, что случайно оказался у дома, где живет Темиркан, это я бы соврал. Ничего не случайно. Зря, что ли, ревел на всю улицу? Пусть его мать узнает, как он дубасит меня, проходу не дает.
— Кто-нибудь побил тебя?
— А вы кто? — всхлипывая, спросил я.
— Кто тебе нужен-то, скажи!
Я еще немного поплакал и сказал:
— Мне мать Темиркана…
— Я и есть его мать. А тебя кто-нибудь послал?
— Никто не посылал, — ответил я. И рассказал все от начала до конца.
Рассказывал, а сам поглядывал на женщину. Лицо сначала было строгое, потом жалостливое, потом опять стало строгим, даже сердитым. Я понял, что на своего сына рассердилась. И правда, женщина вдруг всплеснула руками:
— Ну, посмотрите на этого сорванца, ради Бога! Ну, только приди домой, я тебе покажу, как детей обижать!
«Наверно, мне надо идти», — подумал я.
— А ты чей будешь? — спросила женщина. — Кто твой отец?
