Екатерина II и ее мир | страница 56
Таким образом, использование таких терминов, как «фанатик» и «злодей», позволяло создать удобные категории, вмешавшие в себя все обычные формы оппозиции, свойственные России XVIII века. Термины эти были настолько комфортными, на первый взгляд точными и при этом уничижительными, что императрица могла с их помощью объяснить склонность некоторых своих подданных к сопротивлению, не задумываясь о природе этого сопротивления или обоснованности выдвигаемых протестующими требований.
Перенесемся теперь на пару десятилетий вперед, чтобы рассмотреть еще один примечательный эпизод. В 1792 году Николай Новиков был арестован и приговорен к 15-летнему заключению. В чем же состояло его преступление? По мнению советских историков, оно заключалось в распространении идей Просвещения посредством издававшихся Новиковым книг и сатирических журналов. Здесь, однако, сразу же возникают определенные сомнения: к моменту ареста Новикова пик его издательской деятельности уже много лет как остался позади. Когда же, наконец, императрица обратила на Новикова внимание, поведение Екатерины больше всего походило на ее реакцию на традиционное религиозное инакомыслие. Еще в январе 1786 года она направила два касавшихся Новикова рескрипта: один — губернатору, другой — московскому главнокомандующему. В первом она описывает масонские организации, в которых состоял Новиков (как, кстати, и Мирович), как «скопище известнаго новаго раскола» и приказывает Петру Васильевичу Лопухину (который и сам симпатизировал масонам)[56] предупредить Новикова о недопустимости печатания книг, «наполненных новым расколом для обмана и уловления невежд». Во втором рескрипте она приказывает Якову Александровичу Брюсу[57] предупредить Новикова о том же — что книги его «наполнены» «известным расколом»>{179}.[58]
К 1788 году императрица подобрала для Новикова еще один термин из своего привычного лексикона. «Это фанатик» («C'est un fanatique»), — сказала она своему личному секретарю
