наклонить его голову, чтобы он почувствовал боль, и
впиться в его чувственный высокомерный рот. Это научит его считать ее сигналы не столь очевидными.
– Вы обращаетесь со мной, будто я ваша… ваша… – Она искала в уме такое французское слово, какого никогда не слышала в юности, когда летом приезжала к отцу. – Pute[50].
Вид у Габриэля стал таким, будто он шел, весело насвистывая, и неизвестно откуда получил удар сковородой по лицу. Ему потребовалась целая минута, чтобы издать хоть какой-нибудь звук.
– Я – что?
Она сжала губы и смотрела на него, не желая повторять отвратительное слово.
Он покачал головой, словно в ней звенело, и резко сел на каменную скамью рядом с выкрошившейся мраморной мордой. На каменной стене позади него жасмин свисал дикими запутанными лозами.
– В таком случае у меня и вправду манеры чудовища, – ошеломленно сказал он.
Она начала жалеть, что не прикусила свой язычок. Он выглядел… огорченным. Казалось, он больше не собирается ходить вокруг да около, а будет называть вещи так, как он их понимает, с этой его тупой точностью, которая выглядела столь вызывающе и приводила ее в бешенство.
– Но я думаю о тебе вовсе не так, – сказал он через секунду. Она не знала, что его голос может звучать столь покорно. Ей это не понравилось. – Не как о pute. То есть я не… – Он с силой сжал камень скамьи. – А что точно означает обращаться с тобой как с pute? То, что я хочу заняться с тобой сексом?
Когда же она перестанет таять, слушая, как он говорит такие вещи?
– Дело в том, что ты действуешь так, будто тебе достаточно лишь щелкнуть пальцами.
Он уставился на нее. Негодование росло и вырвалось наружу.
– Я щелкаю пальцами моим работникам. Если они ползают, как вареные мухи, то должен же я указать им на это. Но никогда и ничего я не приказывал тебе. Я говорю с тобой как с равной. Потому что ты такая и есть.
Она скрестила руки на груди. Просто на тот случай, если ее рубашка окажется недостаточно толстой, и он сразу поймет, как она хочет его.
– Вот, значит, как вы говорите со всеми равными вам? – возразила она сухо.
– Нет, – сказал он таким тоном, будто считал ее глуповатой. – Но другие не смотрят на меня так, словно хотят, чтобы я уволок их в какое-нибудь темное и опасное место. – Она и вправду когда-нибудь убьет его! – Хотя это невероятно возбуждает, – сознался он.
Ее глаза невольно пробежали по всему его телу. Она отметила, как футболка облегает плоские мышцы живота, как мускулы на руках выступают от напряжения, как длинные ноги, вытянутые на скамье, подчеркивают его сексуальность в этом безмятежном мире жасмина, струящейся воды и древнего камня. Осознание, что он говорит правду, встряхнуло ее: он действительно был возбужден. В мире остались только они, спрятавшиеся у фонтана ранним утром, и он хочет ее. Если бы она подошла, если бы прижалась к нему, он бы…
