Следующий день принес Гоэмону зрелище, которое потрясло его до глубины души. Комэ ди Торрес опять занялся своими богоугодными делами, и юноша был предоставлен самому себе. Но скучать ему не пришлось, не дал Андзиро. Он заскочил в келью Гоэмона и потащил его за собой.
– Куда? – удивленно спросил Гоэмон, поражаясь энергии этого уже немолодого человека.
– На площадь! Ты увидишь там такое…
Андзиро был сама таинственность. Он не удосужился объяснить, что значит «такое», но юный синоби не стал сопротивляться, пошел вслед за Андзиро, поддавшись влиянию коварного демона любопытства.
Главная площадь города у крепостных стен полнилась народом. Казалось, на зрелище сбежались все жители Гоа и матросы судов, которые находились в порту. Площадь примыкала к верхнему уровню оборонительных стен, поэтому и гавань, и суда смотрелись как на ладони. День выдался ясный, но солнце, как показалось Гоэмону, излучало не золотой, а какой-то тревожный красноватый свет. Может, тому причиной была легкая дымка, парившая над морем, а возможно, надвигался очередной тайфун. Юноша уже подметил, что в такие моменты предметы начинали терять привычные очертания, воздух уплотнялся, становился гуще, и солнце прикрывалось полупрозрачной накидкой, цвет которой менялся от красноватого до фиолетового.
Эти изменения замечали только самые опытные моряки, к которым принадлежал и капитан «Санта-Катарины», который тут же начинал гонять матросов, чтобы они хорошенько закрепили все снасти и были готовы в любой момент спустить паруса, потому как свирепый шторм мог налететь внезапно, в любой момент.
Толпа живо обсуждала событие, которое происходило у нее на глазах. Посреди площади высились четыре помоста, и в каждый из них был воткнут столб. Приглядевшись, Гоэмон понял, что помосты – это дрова, и что их должны скоро зажечь, потому что возле каждой кучи суетились монахи, обкладывая ее низ сухим хворостом и связками соломы. Юноша не успел спросить Андзиро, что это значит, как вдруг раздались крики, большей частью радостные, словно в праздничный день, но некоторые возгласы были испуганными, и на площадь вступила странная процессия.
Впереди шли монахи-доминиканцы, которые несли какой-то флаг. Среди них Гоэмон заметил и преподобного Комэ ди Торреса. Дальше два священника тащили большой деревянный крест. Святые отцы были тщедушными, и казалось, что они не смогут удержать свою тяжелую ношу, она упадет, и размозжит голову кому-нибудь из тех, кто выступал в процессии. Следом за священниками понуро плелись четыре странные фигуры, одетые, на взгляд юноши, совершенно нелепо. Они были босыми, их платье состояло из черных и белых полос, плечи прикрывали желтые накидки с изображением красных крестов, на головах торчали высокие бумажные колпаки с нарисованными на них демонами и языками пламени, а в руках все четверо держали большие восковые свечи. За ними несли несколько черных гробов, которые подсказали Гоэмону, что предстоящее зрелище не будет иметь с праздником ничего общего.
