Родителей своих Пашка не помнил. Он вообще почти ничего не помнил из раннего своего детства, кроме голода, холода и одиночества. Помнил, что было страшно, и кругом была война, в огне которой одинаково легко сгорали крошечные человечки и огромные космические линкоры. Помнил, хотя и смутно, долгое-предолгое время, которое ему пришлось провести в крошечном автономном мирке спасательной шлюпки. Помнил, как добрые люди с огромными теплыми руками нашли его в конце концов, когда сделалось уже совсем невмоготу от тоски и недоедания, приютили и обогрели. А он в благодарность убежал от них в поисках папы и мамы, убежал в первый раз и умудрился полгода скитаться по шахтерским городкам Пояса, прежде чем его выловил в грузовом порту Цереры милицейский патруль.
А потом начались будни в юпитерианской спецшколе — суровые и одинаковые дни среди сотен таких же, как и он сам, сирот с волчьим блеском в глазах. Он бежал потом еще не раз, бежал снова и снова, в одиночку и в компании таких же, как и он сам, отчаянных сорванцов, и каждый раз его ловили и возвращали. Воспитатели сбились с ног, пытаясь вырастить из крохи-нахаленыша настоящего человека, но побеги повторялись. Свой ярлык трудновоспитуемого и путевку на ганимедский лесоповал, выданную авансом задолго до достижения совершеннолетия, Пашка, по мнению сотрудников детской комнаты милиции, заработал совершенно заслуженно.
Никто не мог понять, что он просто ищет родителей. Взрослея, люди редко понимают детей, даже если это — их работа.
Очередной побег, казалось, увенчался успехом. Удачно задремал после вечернего возлияния школьный сторож дядя Петя, одноногий ветеран войны и безобидный пьяница. Удачно подвернулся залетный рудовоз «Красный шахтер» с дружелюбной командой, приютившей лопоухого сорванца и закрывший глаза на близость к ремонтному доку орбитальной спецшколы. Удачно отвернулся в нужный момент суровый внешне усатый лейтенант, когда рядовые роботы в фуражках с красным околышем пригнали в приемник-распределитель толпу босяков после облавы в лагранжевом Шанхае. И все прочее складывалось как нельзя более удачно — до самых Колец, где Пашке, к тому времени в очередной раз закаленному тяготами скитаний, подвернулся, наконец, транссистемный экспресс, который должен был непременно отнести его к заветной цели.
Ведь где еще искать своих папу и маму, как не на самой великой из строек победившей народной власти? Пусть Пашка и не помнил родителей, но был совершенно уверен, что будь они живы, то трудятся непременно там. Ведь они были настоящими. А настоящие люди не могут дня прожить без подвига, пусть даже и трудового.
